Ученик вечности. Повесть по реальн.событиям.
|
Опубликовано: 4375 дней назад (19 ноября 2012)
|
|
Андрей Красовский
У ч е н и к В е ч н о с т и .
Третьи сутки я болтался в море, а точнее в Тихом океане на двухместном надувном матраце, не видя берегов и не зная, куда меня несёт?Из одежды на мне были только простые пляжные плавки и более ничего, поэтому днём Солнце немилосердно обжигало меня, а ночью и особенно под утро, я дрожал от холода. Ко многим моим неудобствам добавлялась постоянная качка и дикая жажда. Особого голода в то время я ещё не испытывал и навряд-ли смог бы хорошо поесть, если бы имел такую возможность, по причине морской болезни о которой я ранее, в отношении самого себя, даже не догадывался. Мне приходилось не раз участвовать в морских экскурсиях на прогулочных теплоходах, но не более. К тому же, они были непродолжительными и, как правило, имели короткий маршрут. Тогда, стоя на твёрдой палубе теплохода, я считал себя крепким мужиком способным перенести любое морское волнение и даже удивлялся, когда кому-нибудь, особенно детям и женщинам, становилось плохо и их начинало тошнить. Цвет их лиц менялся с обычного на восковой, а губы синели.
Конечно, я совсем в то время не замечал качки и ещё по одной причине, о которой не хотелось бы, но приходится говорить. Дело в том, что отдых есть отдых, и какой отдых для нашего человека мужского пола может быть отдыхом без спиртного? Стоя на твёрдой, как бетонная плита, палубе прогулочного теплохода, я смотрел на широкую морскую поверхность нетрезвыми глазами, при этом « потягивая пивко» из бутылки,которое было добавкой к ранее выпитому более крепкому напитку.
И вот, теперь я сам страдал неимоверно от морской болезни. В таких случаях, как мой, моряки говорят, что «собрал всю рябь».Так оно и было,
потому что океан был спокоен и никаких «девятых валов» не было.
Ситуация, в которой я находился теперь, была ужасной. Меня несло
океанским течением неизвестно куда, днём поджаривало Солнце и от него некуда было скрыться, ночью я мёрз, меня постоянно мучила жажда и негде было взять воды, чтобы попить. При всём при этом я проклинал самого себя, потому что только сам был виновником случившегося со мною несчастья. Я отдавал себе отчёт, что находился совершенно один в открытом океане и не на яхте, и не на прочном плоту, а на надувном пляжном матраце, который, стоит отметить, был не так уж и плох.
Всё началось с того, что я «дикарём» приехал, а точнее прилетел отдыхать в Амайю, которая славилась у наших русских туристов своей экзотикой, хорошим сервисом, экскурсиями и пляжами. В отеле мне дали очень неплохой двухместный номер, в котором я должен был проживать один, согласно сделанной мною оплате. Отдыхающих групп русских туристов там не было, а были, в основном, немцы и шведы, которые не обратили на меня никакого внимания. Коридорному в отеле, который мог кое-как общаться по русски, я в первый же час своего появления сказал, что в каждодневной уборке номера не нуждаюсь, и попросил, чтобы их уборщики вообще не заходили ко мне в моё отсутствие, на что он согласился. Завтрак, обед и ужин не числились в моём договоре с отелем,потому что я не хотел быть «привязанным» к столу. Мало того, даже дома у меня на родине никто не знал о том, что я уехал в Амайю, потому что с женой я развёлся более двух лет назад и никаких отношений с ней более не поддерживал, братьев и сестёр не имел, как, впрочем и детей, а мои родители погибли в аварии около десяти лет назад. Работы я тоже никакой не имел и нигде не числился, потому что моя собственная фирма обанкротилась в конце 2009 года во время мирового кризиса и после, на оставшиеся деньги, я вёл образ жизни плейбоя и особенно, в последние полгода. Средства к существованию у меня подходили к концу и прежде, чем пойти устраиваться на работу на завод, в качестве рабочего, я решил гульнуть в последний раз, что и привело меня в эту бедную страну на курортный берег Тихого океана.
Короче, получилось так, что обо мне никто ничего не знал, мною никто не интересовался и никому я не был нужен и при этом никто иной, а именно я, был вынужден болтаться в одних плавках на тёмносинем надувном матраце посреди океана.
Началось всё с того, что рано утром я вышел из отеля с книгой и барсеткой, где у меня были документы, деньги, билет на обратную дорогу, перочинный нож в котором имелась открывалка, маникюрные ножницы и щипчики и даже ложечка с вилкой, а также находилась пачка сигарет и зажигалка. В другой руке руке я нёс сумку с тем самым злополучным матрацем, который был привезён мною из дома и который я намеревался накачивать на пляже.
По дороге я немножко перекусил и, почувствовав во рту вкус традиционой местной кухни, решил продезинфицировать свой желудок, влив в себя около ста граммов крепкого алкогольного напитка, который продавался на разлив и именовался ромом, хотя напоминал его только своей крепостью и не более. Придя на городской пляж я решил отметить свой первый день отдыха в Амайо и с этой мыслью прикупил недорогой местной рисовой водки с плавающем на дне бутылки стручком красного острого перца.
Вскоре оказалось, что городской пляж был грязен и неудобен для купания, но при этом зазывалы, стоявших у берега разных плавсредств, напоминавших наши лодки, но только огромного размера, предлагали недорогую поездку к какому-то ближайшему острову, где до позднего вечера можно было загорать и купаться в более чистом месте и при
этом, они говорили, что именно там и находится весь развлекательный сервис для отдыхающих в Амайе. Я увидел, что многие туристы покупают билеты на проезд и сделав тоже самое, вскоре ступил ногами на красивый тропический остров, который являлся раем для отдыхающих.
Найдя место на пляже я накачал свой матрац и, отпив из бутылки, направился к воде. При этом я всегда брал с собой барсетку, потому что
все мои соседи говорили на других языках, и попросить у них одолжения посмотреть за моими вещами я не мог и не знал, принято-ли это в тех странах, откуда они приехали.
Так делал я много раз в свой первый день отдыха и под вечер, допив водку, я напоследок, потащился снова к воде, и уже находясь в сильном алкогольном опьянении, отплыл от купающихся у берега людей подальше и глядя в синее небо, начал лёжа на матраце покачиваться на слабых волнах, и пребывая в своих пьяных мечтах незаметно заснул.
Проснулся я, когда яркие звёзды светились на чёрном южном небе и
сначала ничего не понял. Похмелье моё ещё не прошло,а было где-то около полуночи. Я лежал на матраце посреди океана и озираясь по сторонам не видел в ночной темноте ничего кроме чёрной воды, что окружала меня со всех сторон до самого горизонта, который плохо просматривался, но всё же был виден.
Голова моя не начала к тому времени болеть и похмельного синдрома я тогда не чувствовал. Будучи ещё пьяным, я плохо соображал и более всего начал томиться от жажды, чем думать о своём бедственном положении. В голове моей проносились сцены прошедшего дня, которые вспоминались только фрагментами и почему-то, часто в ней повторялся молодцеватый припев ранее неизвестной мне местной песни, которую часто крутили на пляже: « Ооана, ооана, гоунана, оуё».
- Вот тебе и «оуё»? – сказал я сам себе.
В ту свою первую ночь в океане, я ещё надеялся, что меня должны начать искать, что моё приключение скоро закончится и что на худой конец, у них же должна быть береговая пограничная охрана и я не могу остаться незамеченным хотя бы ими, но эти мои мысли, впоследствии, оказались только мечтами и плодом моего воображения, которыми я успокаивал себя сам. Я был абсолютно никому не нужен и болтался в одних плавках на надувном матраце, с похмелья, посреди огромного океана, не имея глотка воды и ничего вообще, а также не зная, куда меня несёт океанским течением. Такова была моя реальность.
Первая ночь прошла быстро. Я часто засыпал и видел короткие сны,
а просыпаясь, сначала вновь не верил своим глазам, считая случившееся тоже сном. Потом началось утро, перешедшее в жаркий день. Я принимал разные положения - лёжа и сидя на матраце, чтобы не обгореть и часто смачивал себя солёной океанской водой. Один раз, утомлённый своим малоподвижным образом препровождения, а также Солнцем, я решил искупаться рядом с матрацем. Я хорошо умел плавать и знал, что морская вода держит пловца лучше пресной, в которой мне, как человеку, проживавшему далеко от моря, приходилось плавать чаще. Это был мой первый и последний раз такого купания и хорошо, что я являлся отменным пловцом, потому что стоило мне только погрузиться в воду, как между мной и моим матрацем образовалось расстояние примерно в пятьдесят метров и при этом матрац начал быстро удаляться от меня.
Моё положение в тот момент ухудшилось окончательно и, догоняя
своё средство передвижения, я видел в нём своё утерянное спасение и плыл к нему так, как раньше никогда не плавал.
Минут через двадцать я сумел догнать матрац и с большим трудом
забравшись на него, сказал себе, что более так опрометчиво поступать не буду. Мне даже сейчас страшно об этом вспоминать.
Потом снова наступил вечер и ночь. Я лежал на матраце и ждал, что
меня должны спасти, но при этом сам не верил в это. Мне тогда вдруг
вспомнился один человек, очень известный и почитаемый Русской Православной Церковью, который в дни своей молодости часто молился на берегу Балтийского моря и чтобы не молиться на деревья, как это делали некоторые местные племена, он залезал в развилку одного толстого, старого дуба и молился, глядя в небо. Этот дуб казался ему скалой, но вдруг налетел сильный ветер, и дерево упало в море, а вместе с ним упал в море и этот молодой человек. Когда он пришёл в себя, то был уже далеко от берега, но ещё мог доплыть до него. Однако, он этого не сделал, а остался на уносимом в открытое море дереве, потому что увидел во всём этом перст Божий. Его нашли новгородские купцы, которые возвращались на своих ладьях к себе домой из Гамбурга. Они увидели, что в открытом море плывёт большое дерево, а на нём на коленях стоит человек и молится. Купцы привезли его в Новгород и отдали в монастырь. Имя ему было Антоний, а прозвали его Римлянином по месту его рождения. Закончил он свой жизненный путь в чине архимандрита,но было это давно, около девятисот лет назад.
Вспомнив эту истории, я поймал себя на мысли, что меня с ним никак нельзя сравнивать, потому что Антоний служил Богу и был ведом по жизни промыслом Божиим, а не желанием шикарно отдохнуть на курорте и при этом изрядно напиться. Тем не менее, я молил Господа Бога о своём спасении, хотя мне самому моя жизнь представлялась абсолютно бесполезной.
Трое полных суток без воды, еды и одежды я страдал и мучился в океане. Я был совершенно один, если не считать каких-то больших птиц
иногда паривших надо мной и рассматривавших меня в качестве добычи, но видя сверху, что я ещё полон сил, они улетали запомнив место.
Помимо птиц мне довелось увидеть стаю летучих рыб, которых в мире
существует множество разных видов. Скорее всего, что я видел долгопёров или может быть летучек восточных, но плохо разбираясь в этом вопросе, я не мог определить их более точно. У них было стройное вытянутое тело, небольшая голова и очень длинные грудные плавники.
С шумом вырвавшийся из воды косяк этих рыб своей неожиданностью
сначала напугал меня, потому что в первый момент я подумал, что это
одно большое животное, которого я никогда раньше не видел. Потом, по ошибке, я принял их за белокрылых птиц, которых кто-то спугнул с поверхности океана, но всё же, это оказались рыбы. Делая мгновенный удар-толчёк хвостом по воде они выскакивали на высоту до четырёх метров и растопырив грудные плавники пролетали метров по стопятьдесят за один прыжок, находясь в воздухе около минуты. Сверкая серебром своих чешуек они стремительно вырывались из глубин океана и переливаясь в свете солнечных лучей, парили над тёмной водой бескрайнего простора. Если бы не моё бедственное положение, то можно было бы любоваться, глядя на это очаровательное зрелище.
К полудню третьего дня птицы мне начали встречаться всё чаще и чаще. Обессилено глядя на них, я тогда думал, что все они хотят поскорее наброситься на меня и в первую очередь попытаются выклевать мне глаза. Действительно, они проносились уже надо мной совсем низко и мне приходилось часто отпугивать их, но при этом птицы становились всё наглее и агрессивней. Однако, я не знал или может быть совсем забыл одну старую морскую примету, что если есть птицы, то где-то поблизости должна быть земля.
Землю я увидел, когда начало темнеть. Проснувшись или точнее, придя в себя на закате третьего дня, я увидел вершины нескольких далёких, покрытых зеленью скал, которые словно вырастая из океана, приближались ко мне. Точнее, приближалось к ним течение, которое тащило мой надувной матрац и течение вело так себя не случайно, а соответственно известным законам гидродинамики. Дело в том, что увиденные мною скалы были на самом деле двумя отдельными островами между которыми течение сужалось, увеличивая свою скорость, и втягивало огромные массы океанской воды , которые перемещали мой бедный матрац.
Подойдя ближе к берегу, я увидел только огромное количество птиц и полное отсутствие следов любой человеческой деятельности. Ни одно-
го огонька не появилось на этих берегах с приходом сумерек. В последствии оказалось, что оба этих островка были маленькими, далеко расположенными от материка и непригодными для жизни даже небольшого поселения и что таких безымянных островков в этом месте океана было около полутора тысяч.
Однако, в то время они были для меня единственным спасением и
почувствовав большой прилив сил, я начал направлять свой злополучный
матрац к одному из этих островов, на котором заметил небольшой песчанный пляж. Стоит отметить, что это дело у меня получалось плохо.Между противоположными берегами было примерно три километра и сужающееся течение несло меня как раз посередине. Скорость нарастала с каждой минутой, а мой матрац управлялся с большим трудом. Для этого мне пришлось лечь на него диагонально, тем самым, пытаясь использовать ступни ног в качестве пера руля, но такое действие не возымело никакого успеха. С другой стороны матраца я грёб обеими руками изо всех сил, но и это не приводило к желаемому результату. Тогда я соскочил с него в воду и толкая перед собой, поплыл к суше.
Одно время я решил даже бросить свой надувной плот, потому что боялся проскочить мимо удобного для меня берега, за которым начинались огромные валуны и далее, опять открытый океан, но не сделал этого, потому что стал специально плыть против течения, держа направление в сторону выбранного заранее места высадки.
Метров за сорок от береговой кромки течение сильно ослабло и под
ночным звёздным небом я, уставший до изнеможения, больной, голодный,
обезвоженный и почти голый, наконец-то ступил на твёрдую песчаную
поверхность спящего острова, став на время его и гостем и хозяином одновременно. Где-то была Москва, Нью-Йорк, Париж, Токио и превеликое множество больших и малых городов, посёлков, сёл, ферм и деревень, где жили люди и в том числе мой родной город, и даже курортная Амайя, но меня там не было. Я выбыл из общего списка шести миллиардов человек проживающих на земле и стал человеком затерянным в океане на неизвестном островке, который принадлежал неизвестно какому государству. Мало того, в то время я ещё не знал, что эти острова необитаемы и забыты людьми. В самом начале двадцать первого века я стал Робинзоном Крузо. Я был никому не нужен и никто меня нигде не ждал и не любил.
Продолжение следует.
* * * * * * * * * * * *
Продолжение 1
Первая ночь, проведённая мной на острове, выдалась тёмной. Звёзд и
Луны не было видно, с океана дул прохладный ветер и мне, сырому и уставшему ничего не оставалось делать, как провести эту ночь рядом с
местом моей высадки, найдя для ночлега маленькую полянку в зарослях неизвестного мне по названию кустарника, который произрастал метрах в тридцати от кромки воды. Мне, уже привыкшему к морской качке, казалось, что Земля всё ещё ходила подо мной, плавно поднимаясь и опускаясь, словно остров представлял собой чью-то грудь, которая равномерно вдыхала и выдыхала воздух.
Мучимый жаждой и не зная где её утолить, я провёл эту ночь без
сна, глядя на тёмное небо, чёрную поверхность океана и озираясь по сторонам. Стоит сказать, что мне уже не было холодно и дрожь не сотрясала моё тело, как это было недавно. Подо мной была толстая мягкая подстилка, состоящая из смеси песка и опавших листьев, которые копились в этом месте много лет, представлявшем собой небольшую плоскую вмятину или углубление. О матраце в то время я не хотел думать и даже его запах, мне был противен.
На тёплой подстилке из опавших листьев я провёл всю эту ночь. Спать, после долгого нахождения в океане, мне совершено не хотелось, но не имея сил, я просто лежал и был рад, что лежу не на матраце, а на земле от которой пахнет не прорезиненным материалом, а осенней
прелью гниющей листвы. Сил у меня не было ни на что.
Стоило забрезжить рассвету, как я поднялся, чтобы пойти на поиски воды и людей, но сначала я решил оттащить свой надувной матрац подальше от берега и при этом увидел, что пляж мой увеличился в размерах и до соседнего острова стало ближе примерно на километр. Оказалось, что я высаживался сюда во время прилива, а под утро начался отлив. Об этом говорил и сырой песок пляжа, освободившийся от воды.
Осторожно пробираясь между экзотических растений местной флоры
я медленно и осторожно шёл вдоль берега. По моему мнению, именно сюда должна сбрасывать свою воду какая-нибудь горная речка или ручей и через полчаса я на своём пути встретил овраг, по дну которого журчала чистая, холодная и пресная вода.
Утолив жажду и помыв лицо, я решил следовать вверх по этому ручью, чтобы получше осмотреть местность и заодно всегда находиться рядом с водой. Это было правильным решением, потому что потом не раз во время пути, я пил воду и никак не мог ей напиться. Однако, с другой стороны, как оказалось в последствии, путь вдоль ручья оказался заросшим буйной растительностью более, чем соседние с ним места и порою был непроходим, и мне часто приходилось из-за этого огибать разные препятствия, по большей мере представлявшие собой отвесные склоны самого оврага или если правильно говорить, то русла этого ручья. К тому же, подъём вверх всегда намного тяжелее движения по прямой дороге или тем более под спуск. Спустя несколько месяцев и уже неплохо разобравшись в ландшафте острова, а также, узнав другие, более удобные маршруты, я после удивлялся сам себе, своей выносливости и терпению, вспоминая об этом своём первом походе.
Медленно продвигаясь вверх по склону, я очень жалел, что на ногах у меня не было никакой обуви. Острые камни и спрятанные под опавшей листвой всякие колкости словно издевались над моими ступнями.Порою от боли ступни ног начинало сводить и к этому стоит добавить,что тело моё царапали ветки и острые по краям жёсткие листья растений. В это же время я ощущал сильную слабость от голода.
Однако, я был счастлив от того, что выжил и это обстоятельство придавало мне силы. Вторым положительным чувством во мне было любопытство, которое толкало меня на самый верх горы.
Делая аккуратно и с большой осмотрительностью каждый свой шаг, я натолкнулся на небольшое животное, размером с собаку среднего размера, которое обгладывало длинные листья одного из кустарников. Животное это очень напоминало свинью, но было меньшего размера, с чёрной короткой шерстью, и можно было безошибочно сказать, что оно более подвижно по своей природе, чем его близкие родственники.
Около минуты мы стояли и смотрели друг на друга. Впрочем, маленькая хрюшка оказалась миролюбивым зверем и глядя на меня, она не только оценивала меня глазами, но и обнюхивала, крутя своим серым и мокрым пятачком. Потом, сделавшись безразличной ко мне, она, не спеша, стала удаляться вниз по склону и вскоре исчезла из поля моего зрения в буйной растительности. Мне стало понятно, что это животное никогда не видело человека и является абсолютно непуганым созданием. Оно показалось мне симпатичным и даже воспитанным существом.
Тем не менее, в ту минуту, когда я смотрел на маленькую свинью, в голове моей появилась мысль, что её надо поймать и съесть, но делать
этого я не умел, да и сил на это у меня не было. И всё же, встреча с
этим животным, подсказала мне хорошую и правильную мысль. Я понял,
что если оно питается листьями этого кустарника, то они не ядовиты и
я их тоже могу есть.
Листья оказались на самом деле съедобными. Они были не сочными,
но пережёвывались без особого труда. Вкусом они напоминали морковную ботву, которую мне не раз приходилось пробовать в детстве и которая в небольших количествах мне нравилась в ту пору.
Вообще, о флоре и фауне острова можно было написать огромную
книгу, но, к сожалению, я никогда не увлекался ни биологией, ни зоологией и поэтому, находясь в таком экзотическом месте, не знал даже названий большинства видов окружавших меня растений и животных. Я видел, что на острове произрастают не похожие друг на друга пальмы, кустарники, травы и что огромное количество самых разнообразных птиц, ящериц и насекомых проживают в этих вечнозелёных тропических местах.
Устав жевать листья всухую, я набрал их побольше и спустился к
ручью. Запивая их водой, мне стало есть намного легче. Ел я жадно и быстро и вскоре пошёл набирать себе другую порцию, при этом понимая, что такая еда не может насытить взрослого человека, но может в таких количествах стать причиной несварения желудка или расстройства кишечника. При этом я вдруг вспомнил одного своего знакомого, с которым как-то катался на лыжах. Мы с ним тогда уехали очень далеко от лыжной базы и немножко заблудились, но поплутав по лесу, вскоре нашли обратный путь. Однако мой знакомый к этому времени сильно проголодался и ослаб. Проезжая мимо хвойных насаждений, он принялся есть горькие верхушки молоденьких сосен и съел их много. В то время для меня это было удивительно, но после еды мой знакомый почувствовал себя намного лучше и побежал по лыжне значительно быстрее.
Утолив, приступы голода и охладив в воде израненные ступни ног, я продолжил свой путь к вершине горы вдоль бегущего вниз ручейка.
Хватаясь за ветки кустов и низкорослых деревьев, обходя каменные
препятствия в виде огромных валунов, чудом державшихся на склонах, я медленно поднимался вверх. До вершины оставалось метров сто и не
более. Я видел, что дальше мне идти будет легче, потому что деревья и
кусты заканчивались, а впереди начинался более удобный, чем раньше, подъём. Но вскоре оказалось, что вместе с деревьями заканчивается и ручеёк. Я подошёл к его истоку, который находился в узкой каменной
расселине и чуть было не был укушен яркой, пёстрой змеёй, которая первая предупредила меня о своём присутствии. Ещё с детства я знал,
что чем красивее гад, тем он более опасен, поэтому не стал её долго
рассматривать, а поспешил продолжить свой путь дальше.
Поднявшись почти на самую вершину, я уяснил себе, что нахожусь на маленьком островке, затерянном в океане и что соседняя с ним земля представляла собой такой же остров. Я глядел по сторонам и видел бескрайний океанский простор и множество морских птиц летящих над ним. Солнце стояло в зените и безоблачное небо только у линии горизонта имело свой привычный голубой цвет, а в остальном своём пространстве, оно было белым и даже золотистым.
Остров мой состоял из множества скал, отвесных утёсов и гор, наподобие той, на которой я стоял, но все они только обрамляли то, что было самой ценной его частью. Раскинувшись примерно на десяти гектарах посередине острова, лежала, утопая в зелени вечнозелёного тропического леса плоская, как блин, долина. Она находилась прямо у моих ног, напоминая огромный изумруд, обрамлённый со всех сторон огромными камнями. Над ней летали яркие, невиданные мною ранее птицы,которые своими криками наполняли воздух и эти крики оживляли падающий в долину солнечный свет, делая его живым и весёлым.
Я долго стоял на вершине обдуваемый океанским ветром, и отдыхая смотрел вниз, но при этом, восхищаясь красотой долины, я искал признаки человеческой деятельности и человеческого жилья, но не находил их.
Оглядевши со всех сторон гору, я выбрал себе другой путь для спуска, который был гораздо легче первого и который должен был привести меня более короткой дорогой к месту моей ночной высадки. Почему-то, тогда, в моём подсознании, это место начало притягивать меня к себе,ассоциируясь с родным гнездом или с домом, куда мне необходимо было вернуться. Глядя на него с верха, я увидел песчаный берег, заросли кустарника начинавшиеся ближе к основанию горы, место на котором я провёл ночь и свой пресловутый тёмно-синий надувной матрац.
Сойдя вниз и пройдя немного по берегу, я снова нашёл известный
мне овражек с пресной водой и рядом с ним несколько кустов со съедобными листьями. Обдирая их, чтобы подкрепиться, я заметил на земле под одним невысоким деревцем скорлупки орехов и сами орехи висящие надо мной. Я понял, что какой-то зверь или птица питались ими и поэтому решил попробовать один. Сорвав с дерева несколько орехов, я разбил их камнем, что не представило для меня никакого труда и положив один из них в рот, надкусил. Орех оказался ещё незрелым, но вполне съедобным, поэтому я ещё долго находился в том месте, занимаясь насыщением желудка, разбивая орехи и запивая эту невкусную еду холодной водой. Набрав с собой съедобных листьев и положив на них собранные орехи, я пошёл на своё место, где и положил добытые мной припасы. Потом я решил пройтись по моему пляжу и заодно окунуться, чтобы дать облегчение своему больному, обожжённому солнцем, обветренному и исполосованному ветками телу. В этот день я больше не мог никуда идти, отложив обследование долины на завтра. У меня не было сил.
Войдя в воду, я почувствовал резку боль, потому что встал на что-то острое и быстро отдёрнул вверх ногу, но тут же снова скорчился от боли, потому что в этот момент в подошву другой моей ступни врезалось тоже что-то твёрдое и острое. Вытащив ногу из воды, я увидел новую кровоточивую неглубокую рану и не догадываясь о причине её появления, начал шарить по дну руками и своему удивлению обнаружил, что всё дно в этом месте было усеяно двустворчатыми раковинами малюсков, которые не просто лежали на дне, а вертикально торчали из песка, зарывшись в него более чем на половину. Это открытие обрадовало меня и насобирав их приличное количество, я пошёл разводить огонь.
Настрогав своим перочинным ножом, что лежал в барсетке, лучинок
из хорошей высохшей палки, валявшейся в кустах и наломав сухих веток, а также найдя несколько старых высохших грибов неизвестной мне породы, я быстро развёл огонь с помощью моей зажигалки, что хранилась вместе с ножом и начал бегать вдоль кустарника, собирая хворост,чтобы поддерживать им огонь.
К вечеру я ел запеченные на угольях костра устрицы. Пищу эту мне приходилось пробовать впервые, но я знал о ней по книжкам, которые были прочитаны мною в детстве. Запеченные устрицы своим вкусом напоминали паштет из рыбы и говяжьей печени. При этом у меня на зубах постоянно скрипел песок. Однако, мне приходилось радоваться этому,потому что ничего другого я больше не имел и найти не мог. Какие-то животные, напоминающие свиней, бегали по острову, но были для меня недоступны, как и птицы, что населяли его. Наевшись листьями, орехами и устрицами, я сделал вывод, что прожить на острове можно и что мой организм будет получать необходимое количество белков, жиров, углеводов, минеральных солей и в особенности витаминов. Тем не менее, вся эта пища мне совсем не нравилась, даже не смотря на мой голод и на то обстоятельство, что я ел её впервые. Я понял, что не смогу питаться ею длительное время и что надо подумать о разнообразии своего стола.
В оставшееся перед сном время я сидел на тёплой и мягкой подстилке опавших листьев, на которой провёл свою первую ночь на острове и глядя в ночное небо, на тёмные воды океана и на противоположный берег я думал о превратности моей судьбы, при этом вспоминая опять Антония Римлянина и о том, как он плыл на сломленном дереве по Балтийскому морю. Я тогда уже начинал думать так, что всё это не случайно и если говорить правду, то жизнь моя до этого происшествия была не нужна никому и даже мне самому, поэтому я в последние полтора года медленно, но верно катился вниз, каждодневно пытаясь развеять свою скуку водкой, вином, пивом и женщинами. После сегодняшнего восхождения на гору, сама жизнь начала представляться мне горой, на которой если остановишься, то обязательно покатишься вниз.
Вообще-то, если быть до конца честным, сначала женщины тормозили меня в этом моём увлечении спиртными напитками, потому что я искал
себе спутницу жизни в серьёз, а не просто так, на вечер. Мне приходилось быть на свиданиях в хорошей форме и готовясь к ним, я не пил.Но это было не всегда. Впоследствии, я перестал стесняться своего нетрезвого состояния, подружки у меня начали появляться подобные мне самому, а дорожка под уклон пошла ещё круче.
В то время, потеряв свою фирму и разведясь с женой, на меня обрушилась не апатия, а что-то другое. К своим тридцати восьми годам я ничего не добился в жизни и причина в этом, как правило, была не во мне самом, а во всевозможных негативных обстоятельствах. Резко лишённый любимой работы, на которой мне приходилось крутиться, вертеться и гореть, я был сильно разочарован самой жизнью. Сидя как-то раз со стаканом вина я поглядел не себя в зеркало и увидел, что сильно постарел за последний прожитый мною год и тогда я сделал небольшое собственное открытие. Я понял, что старость начинается с разочарования в жизни. Не с того разочарования, которое встречается у некоторых молодых людей в юношеском возрасте, а с настоящего, взрослого разочарования, которое вызвано осознанием того, что большая и лучшая часть жизни уже прожита, а свой личный план, так правильно и красиво задуманный в молодости, не выполнен и особенно больно было осознавать, что не выполнен он не по моей вине, а по чужой.
В семейной жизни у меня тогда был тоже полный провал, если быть честным. С супругой, прожив восемь лет, мы расстались по обоюдному согласию, не имея претензий друг к другу. С самого начала нашей
совместной жизни, мы не хотели иметь детей. Мы хотели пожить сначала для себя и получше определиться в жизни. Потом оказалось, что моя жена была от природы бесплодной. Потом, мы много работали, и каждый из нас приходил домой поздно, со своими проблемами. Мои проблемы не интересовали её, а её проблемы не интересовали меня. Мы оба очень увлечённо трудились, но в разных местах. Сказать по правде, то мы никогда не были влюблены друг в друга. Я познакомился с ней на первом курсе института, где мы обучались в одной группе. Она не была красавицей, но являлась одной из самых умных студенток курса нашего факультета и при этом честной и порядочной девушкой. Мы в то время дружили, и на последнем курсе, я решил сделать ей предложение руки и сердца. В моей жизни, в ту пору ещё доживала юношеская влюблённость, которую правильнее было бы назвать неким видом юношеского психического расстройства, околдованностью, пленением. Но та, другая, была замужем и никогда не любила меня. Услышав о том, что настоящая истинная любовь приходит не враз, не мгновенно и не с первого взгляда, а вырабатывается годами, я думал, что выработаю это сильное чувство к супруге, и в дальнейшем, буду любить её так, как Ромео любил Джульетту, но мои мечты в последствии не оправдались. В семейной жизни произошёл «полный облом» и во многом этому способствовало даже не бесплодие жены, а обоюдная и постоянная занятость на работе, которую я тоже вскоре потерял. Перед разводом мы не ссорилились и не ругались. Мы просто надоели друг другу и проживали под одной крышей, как брат с сестрой. Даже супружеский долг нам начал напоминать инцест. Чувствуя себя ещё молодым и способным завести новую полноценную семью, чтобы народить детей, я снова сделал ей предложение, но теперь уже обратное, то-есть о разводе и она, так же тихо и спокойно, как в первый раз, когда речь шла о свадьбе, дала положительный ответ. Так я снова стал женихом и дал себе слово, что теперь «быстро жениться не буду», а сначала влюблюсь, «пленюсь», заболею этим психическим расстройством, чтобы потом увлечься семьёй, как работой, где я был трудоголиком, но оказалось, что это не так просто и то, что у всех нас легко получалось в юности, совсем не легко даётся в зрелые годы.
Вспоминая свои последние разгульные полгода жизни, я в то время
начинал думать, что моё появление на необитаемом острове, возможно, было, не спроста, и являлось для меня тоже Перстом Божиим в качестве наказания и исправления. Я верил, что меня когда-нибудь найдут, а точнее, обнаружат, и что я покину эту землю, которая меня спасла. Так я рассуждал тогда сидя на берегу океана. Мышцы моего тела к ночи начали побаливать от сложных физических упражнений по преодолению горного склона, кожа болела от солнечного ожога и полученных днём ссадин, а во рту, после съеденных устриц, началась жажда и я медленно опять пошёл к ручью, чтобы напиться перед сном, сожалея о том, что не имел никакой посудины, чтобы взять воду с собой.
Придя обратно, я открыл молнию на барсетке и вытащил оттуда пачку незнакомых мне сигарет, которую купил ближе к вечеру, находясь в изрядном подпитии на острове отдыха туристов Амайи. Об этой полной пачке я знал всё время, находясь в открытом океане, но сначала я не хотел курить, а потом боялся, что даже при всех принятых мною предосторожностях, смогу с помощью хаотичного ветра, продырявить мой матрац. Открыв пачку, я прикурил сигарету от тлеющего уголька и почувствовав себя от этого ещё хуже, быстро уснул и крепко спал всю ночь.
* * * * * * * * * * *
Проснулся я, когда было уже светло, но разбудило меня не Солнце
и не его свет, а тучи морских птиц, которые стаями носились вдоль берегов, наполняя воздух своими криками. Сначала я подумал, что их кто-то спугнул, но это оказалось совсем не так. В последствии, я заметил, что они каждое новое утро встречали таким образом, проводя что-то типа зарядки и заодно, прочищая свой голосовые связки. Глядя на них,я понимал, что такое количество птиц говорило об обилии рабы в здешних водах, но никаких средств её поймать у меня не было. Однако, эта проблема мной будет вскоре решена, но об этом я напишу позднее. Конечно, в то время вопросов у меня было превеликое множество, и я даже не знал в то утро, в чём возьму воду, чтобы исследовать расположенную рядом цветущую долину, поэтому предварительно хорошо напился у ручья и только после этого отправился новым, замеченным ещё вчера с верха, путём в ложбинку между двумя горами.
Так начался мой второй день пребывания на острове Будящих Птиц,
как я уже нескладно назвал его с утра.
Чтобы попасть в нужную мне ложбинку, пришлось опять забираться
в подъём, который представлял собою крутой склон горы около двухсот
метров. Снова было очень больно ступать босыми ногами на твёрдые, неровные и порою, острые камни и мелкую, жёсткую, как проволока, низкорослую траву, поэтому мне долго пришлось подниматься до намеченной точки. В это время, я думал о том, что нужно из чего-нибудь смастерить себе хотя бы некое подобие обуви, потому что так дальше перемещаться было невозможно. В моём мозгу отчётливо представлялись самые простые пляжные сланцы, которые у меня были, но не здесь, а на островке близь Амайи. Измученные ещё вчерашним походом ступни ног болели нещадно от любого нового острого камня, на который приходилось вставать. Над горизонтом восходило Солнце и поэтому ноги ещё не жгло, как вчера, когда я возвращался, что было единственным утешением для меня.
Ложбинка между двумя горами была вся поросшей кустарником и
тянулась примерно с километр, за которым начинался, поросший тропическим лесом спуск. В саму ложбину я не пошёл, предпочитая двигаться выше неё, по ровному склону, что было намного удобнее, чем продвигаться снова среди непроходимых зарослей, как я это делал вчера. Выйдя к началу спуска, я вновь был поражён красотой долины. Глядя на неё с высоты птичьего полёта, я видел, как она просыпалась, потому что солнечный свет только ещё начал приходить в неё. Почти так же, как и над океаном, здесь летали и кричали разнообразные породы птиц, хотя это были уже совсем не морские птицы, а другие и было их значительно меньше, чем тех, но и они встречали новый день очень шумно и радостно.
Во время спуска в долину со мною произошёл очень неприятный случай, который мог стать трагическим и оборвать мою жизнь, но одно-
временно с этим я получил хороший урок и после передвигался по острову в незнакомых местах, имея с собой хорошую прочную палку, а точнее посох, который был выше моего роста.
Спускаясь вниз по густому лесу, я вёл себя очень осторожно, и всё же это мне не помогло. Я осторожничал ступать на землю, боясь ядовитых змей и насекомых, аккуратно делая свой каждый шаг на заранее осмотренную поверхность. Выбрав небольшое и свободное от чего-либо место, кроме опавшей и уже изрядно почерневшей листвы я встал на него и в этот момент провалился по самое горло вниз. Только позднее я догадался, что все имеющиеся в джунглях острова пустоты завалены до самого верха ранее опавшими листьями и этот процесс шёл не один год, а продолжался десятилетиями или даже столетиями. Нижняя листва давно превратилась в труху, а на неё наслаивалась и наслаивалась верхняя, заполня пустоту, и происходило это постоянно, сравнивая яму с поверхностью. Мне ещё в тот момент очень повезло, потому что я мог попасть в другую, так ловко замаскированную природой полость, и не исключалась вероятность того, что мог пролететь вниз на несколько метров и никогда оттуда не выбраться. Провалившись вниз, я ощутил всем телом влажное тепло гниющей листвы и при этом испугался не только неожиданности произошедшего, но и вспомнил, что рядом с моим телом в этот момент могли оказаться разные ядовитые жалящие твари.
Выбравшись из ямы очень быстро, почти сразу, я начал отряхиваться и очищать себя от налипшего перегноя и грязи, но это было почти что
бесполезным занятием без хорошей помывки, поэтому кое-как отряхнувшись и сделав попытку обтереть себя, я только растёр грязь для приличия. Закончив это занятие, я решил закурить сигаретку, но при этом к своему ужасу обнаружил, что потерял барсетку и после, в течение часа, копался в той самой яме.
Барсетку я всё же нашёл, но при этом перепачкался ещё больше. Она
стала тоже грязной, но внутри неё всё было в прежнем хорошем состоянии и вскоре я закурил. Ароматный дым табака висел и не рассеивался в воздухе, образуя, в пробивающемся сквозь кроны деревьев солнечном свете, удивительные голубые облака, никогда ранее не виданные в этих местах. Мелкие насекомые звенели в воздухе между буйной растительностью, а голоса местных пернатых поражали своим разнообразием.
Глядя на эту красоту, я думал о том, что и в жизни часто бывает так, то-есть уверенно ступаешь на твёрдое проверенное место и попадаешь по самую шею в грязную яму, из которой с трудом выберешься, потеряв самое дорогое, а потом, весь перепачканный в дерьме, сидишь и смотришь снизу вверх на прекрасное, но чужое. Именно такое сравнение мне пришло тогда в голову и другого в моём положении придти не могло.
Выкурив сигарету, я продолжил свой путь дальше, прихватив толстую
палку, которыми изобиловали эти места. Осторожно продвигаясь вперёд,
глядя и вверх, и вниз, и по бокам, я прошёл около ста метров и вдруг чуть не столкнулся с огромной связкой бананов свисающей на толстенной лиане прямо перед моей головой. Стоит сказать, что это было одно из самых ценных моих открытий сделанных на острове. В то время я не знал, что именно регион Тихого океана, а не Африка и не Южная Америка, является родиной этого растения и что на острове их произрастало несколько видов.
Оторвав от связки пару недозрелых бананов, я начал утолять свой голод. Ранее я слышал, что в бананах содержится крахмала больше, чем в картошке, примерно восемьдесят процентов и к этому надо добавить природные сахара, очень нужные человеческому организму. К тому же, я просто любил бананы с детства. Однако и здесь меня ждала неприятность, которая могла мне стоить жизни. Потянувшись рукой за третьим бананом, я мог быть ужален, притаившейся в связке, тонкой и пёстрой змеёй, которая, похоже, проживала там. Сбив её палкой и откинув подальше от себя, я продолжил насыщаться. К сожалению, по близости не было воды. Пережёвывая эту пищу, мне хотелось пить, но жажду я утолил только ближе к вечеру, когда возвращаясь на свой берег, проходил мимо известного мне ручья.
Солнце стояло в зените и вспомнив о трудностях возвращения и о
своих больных ступнях, я начал мастерить себе сланцы, и это занятие отвлекло меня до вечера. Сланцы получились неуклюжими, страшными и
неудобными. При изготовлении этой обуви я использовал только один природный и экологически чистый материал, которым изобиловал остров.
Этим материалом было дерево. Из дерева я выстрогал себе очень грубые подмётки и сделав с тыльной стороны прорези, прикрепил к ногам посредством старых прочных отживших свой срок лиан и к сожалению, не смог в них пройти ста метров, потому что вскоре почувствовал, что натёр ноги в районе лодыжек и в других местах. К тому же, эти мои сандалии плохо держались на ногах, и мне пришлось расстаться с ними.Так что эту часть своего времени я провёл в пустую.
Сидя под одним из деревьев я отдыхал и думал о том, что мне делать дальше? С одной стороны, я не хотел идти обратно к берегу океана, а с другой, там я мог попить, смыть с себя грязь, которая уже заскорузла и давно заставляла меня почёсываться, а также поесть запеченных на угольях костра устриц. В итоге, набрав с десяток бананов, я отправился обратно. Мои вчерашние планы на обследование большей части долины за один день оказались невыполнимы, но я и не расстраивался по этому поводу. Я никуда не торопился. Времени у меня было предостаточно.
Выйдя на противоположную сторону ложбины, я некоторое время сверху смотрел на пустынный океан, ожидая увидеть какой-нибудь корабль или вертолёт, разыскивающий меня, но тщетно. По официальным данным, я в это время проживал в одном из отелей Амайи и если даже сотрудники отеля заметили моё исчезновение и, согласно регламента, сообщили об этом в полицию, то на том, видно, почти всё и закончилось. Полиция приняла это к сведению и теперь будет, в каждом найденном ими трупе, пытаться разглядеть мои приметы. Конечно, полиция поставит в известность наше посольство и наше посольство потом будет требовать от той же полиции, чтобы его держали в курсе моих поисков. Допустим, что найдётся такой дотошный следователь, который узнает у свидетелей, что меня видели в последний раз отдыхающим в воде у пляжа на надувном матраце, то полиция сделает правильный вывод, что я мог уснуть, и меня могло унести в открытый океан, где искать было бесполезно. Может даже покружат на вертолёте для приличия соблюдения формы в своих территориальных водах и на этом всё закончится. Поэтому, я не надеялся на этот вариант и ожидал случайных своих избавителей, вглядываясь в горизонт.
Спустившись к берегу, напившись воды, а также смыв с себя всю грязь купанием в океане, а потом, омыв себя ещё и пресной холодной водой из протоки ручья, я снова развёл костёр на прежнем месте и через час ужинал устрицами, бананами и орехами. Свои плавки я тоже постирал и они теперь висели и сохли на одной из веток кустарника. Таким образом, я оказался совсем голым и при этом никого не стеснялся, потому что стесняться мне было абсолютно некого.
Во время стирания, я вынул из плавок длинный и прочный шнурок,
который был вероятно задуман дизайнерами не только в качестве красоты, но и в качестве страховки к прорезиненному пояску. Глядя на него я задумал сделать себе лук со стрелами и начать охотиться на безобидных, непуганых и упитанных птиц долины. Завязав на концах шнура два небольших узелка, я пошёл по кустарнику выбирать себе хорошую, подходящую по размеру моей тетивы, палку и вскоре вырезал такую. Сделав две прорези на её концах, я вставил сначала в одну прорезь шнурок, а потом, согнув эту толстую палку изо всех сил, вставил шнурок в противоположную прорезь. Я отпустил свой лук, но палка не разогнулась.Узелки на её концах крепко держали согнутый лук напряжённой, как струна, тетивой.
Остаток вечера я занимался изготовлением стрел и учился стрелять из этого лука. Стрелы я тоже сделал из веток кустарника. Острия их я не только хорошо обточил ножом, но и обжог на костре, а к концам приделал птичьи перья, которые в избытке валялись на побережье. Обучаясь стрельбе из этого оружия, я уяснил себе то расстояние, которое может быть убойным для крупной птицы или хотя бы ранить её. Получалось около двадцати пяти метров, а это было очень не плохо для густого леса долины.
Перед сном, как и вчера, я пошёл к ручью попить, после чего выкурил сигарету и крепко заснул. Так прошёл мой второй день на острове и пятый в отрыве от цивилизации.
* * * * * * * * * * *
Спал я снова хорошо, как говорится, без задних ног, и так же, как и вчера, был разбужен на заре морскими птицами. Начинало светать. Часть
птиц была уже в воздухе, а другая, всё ещё сидела на скалах и расправляла крылья. Их громкие крики усиливались и усиливались, и достигли своего апогея в момент, когда стая с грохотом начала дружно срываться со скал. Птицы соседнего острова, находясь на противоположном теневом берегу, запаздывали с этим. К ним ещё не пришёл свет.
Стоит сказать о том, что в то время, мне по ночам снились самые
обычные сны, в которых я видел людей, поэтому каждое моё пробуждение, в первый момент, казались мне сном, а не реальностью. Я, до минуты спросонья, не мог понять, где нахожусь? Впоследствии, мне всё реже и реже удавалось видеть во снах привычные ранее картины и всё чаще и чаще мне снились океан, остров, пальмы и птицы. Я потом начал мечтать увидеть во сне что-нибудь человеческое и перед сном даже пытался «заказывать» сны, но это было тщетно.
Порою, я начинал думать так, что меня уже давно нет в живых, и что я умер, а этот остров является раем для меня, моим вечным пристанищем и что таких островов очень много и на каждом из них живёт какой-нибудь умерший человек. Я пытался вспомнить момент своей смерти, и их получалось много. Может я умер, когда перепил водки находясь на родине и поэтому никогда не летал ни в какую Амайю? А может я закончил свою жизнь на матраце в океане? А может я спьяну просто утонул и сейчас нахожусь на том свете? Так, когда же я умер? Эти мысли были абсурдны, но назойливо лезли в голову. Я знал, что продолжаю жить, думать, хотеть есть, спать и прочее и что рядом со мной существуют другие живые создания, совершенно не похожи на мертвецов. Тем не менее, эта мысль часто возвращалась ко мне.
Третий свой день на острове я начал с того, что умылся и попил из ручья воды. При этом я сожалел о том, что не мог побриться. «При жизни» я не любил быть небритым.
Взяв сделанный вчера лук со стрелами, я отправился по известной мне дороге в долину. Лук я перекинул через плечо, а десяток стрел привязал к посоху гибкими и прочными стеблями травы. Дел у меня было очень много и все они были связаны с моим дальнейшем существованием. Я ещё ничего не знал об острове, не исследовал долину и побережье, не имел никакого сносного жилья, запасов еды, посуды и многого другого. Я всё это хотел сделать и сделать побыстрее.
Снова с трудом преодолев каменистый путь до горной ложбины и вдоль неё, я ступил на мягкую землю долины. Стоит отметить, что передвигаться по камням с помощью посоха было значительно легче и лучше для моих больных ступней, поэтому я преодолел эту дорогу быстрее,чем вчера. Спускаясь вниз уже известным маршрутом, я вскоре нашёл вчерашнюю яму, а потом и висящую связку бананов, где сделал привал и позавтракал.
Сидя на тёплой земле и пережёвывая очередной банан, я смотрел, как
проснувшаяся ото сна долина начинала свой новый день. Пахло прелью тропических растений и было влажно. Глядя на проникающий между верхушками пальм и других деревьев солнечный свет, я увидел, как две
пёстрые лесные птицы размером с галку поедали висевшие оранжевые ягоды неизвестные мне. Некоторые из них падали на землю и подобрав
несколько из них, я тоже попробовал. Ягоды были пресными, вяжущими,
но вполне съедобными и сочными, что мне тогда очень пригодилось.
Насытившись, я пошёл дальше и ходил до вечера. К полудню мне повезло. Пробираясь в джунглях, я услышал журчание воды и вскоре вышел к роднику, рядом с которым была заболоченная низменность. Я так и думал, что в такой долине должна быть вода и не могло быть иначе. Напившись вдоволь я запомнил это место и начал обходить болотце по его краям.
За время пути мне несколько раз встречались бананы разных сортов.
Более всего мне понравились розовые. Они были вкуснее и слаще других.
Везение не оставляло меня в тот день. Выйдя к болотцу, я увидел стайку птиц похожих на наших уток и приготовился попасть в одну из них стрелой. Утки безмятежно плавали в небольшой луже и издавали звуки, более напоминавшие похрюкивания, чем кряканье. Прицелившись в самую спокойную и толстую из них, я промазал и стрела попала в воду. Утки обратили на неё своё внимание, но не попытались скрыться и это дало мне возможность пустить свою вторую стрелу, которая тоже прошла мимо, скользнув по оперению одной из них. При этом утки, наконец-то, заволновались, захлопали крыльями, посмотрели в мою сторону, но не улетели, а даже подплыли ко мне ближе. Третьей стрелой я сумел ранить самую толстую из них и тут же бросился бегом по болотцу, чтобы не дать ей уйти. Я пробил ей всего лишь крыло и она могла спрятаться от меня в противоположных зарослях.
Вскоре бьющаяся добыча оказалась в моих руках. Это была первая охота в моей жизни. Выйдя на твёрдую почву и прижав её коленом к земле, я перочинным ножом отрезал живой птице голову. При этом она
пыталась вырваться и сильно била крыльями. Мне самому было неприятно, больно и совестно это делать, словно я убивал не простую птицу, а бедное живое существо, которое хотело жить и ничего плохого никому не сделало. Мой охотничий пыл пропал, но я понял, что и дальше это буду делать, потому что иначе не выживу. Так я включился в борьбу за жизнь между обитателями острова. В дальнейшем, мне пришлось часто заниматься охотой и даже разорять птичьи гнёзда, при этом не только забираться на деревья, но и отбиваться от нападения морских птиц, находясь на скользких и крутых уступах скал.
Подвесив тушку убитой мной утки на ветку дерева, чтобы с неё сошла кровь, я находился в странном состоянии и при этом выкурил две сигареты. Состояние это было двояким. Во-первых, меня грызла совесть, а во-вторых, я осознавал себя героем, потому что смог сделать это. Покрытые ещё не засохшей кровью руки заметно дрожали, что затрудняло процесс курения. В моём мозгу, в который раз мелькал момент отделения головы птицы от туловища и струи тёмной пульсирующей из горла крови, брызнувшие при этом. Я раньше никогда никого не убивал и не хотел этого, но теперь передо мной на ветке висела тушка убитой птицы и убил её не кто-то другой, а я и отмахнуться от этого факта было невозможно. Однако, жить надо было дальше и жизнь на острове продолжалась. Я снял с дерева птицу и держа её за ноги, пошёл дальше. Ужин у меня должен быть хороший.
Вообще, у меня была мысль заночевать в долине, но я побоялся ночных полчищ кровососущего гнуса, а также возможности подхватить молярию, столь известную в таких болотистых, тропических местах. Поэтому я отправился обратно прихватив бананов, а вернувшись «домой» снова искупался в океане, сполоснулся в ручье и начал ощипывать утку, чтобы приготовить себе вкусный и сытный ужин.
Сделав из двух рогатин стойки, я насадил выпотрошенную утку на
вертел и долго крутил её над горящим огнём. После, в догоравший костёр, я бросил свежих устриц и хотел начать есть, но пища встала у меня в горле. Я понял, что к ней чего-то не хватало, но это была не соль. Подумав маленько, я встал как провинившийся ребёнок и глядя в небо поблагодарил Бога за прошедший день и за хороший ужин. Я не знал,кто такой Бог, но был подвержен всеобщему мнению о нём. Я не знал никаких молитв и даже «Отче наш» было мне неизвестно, поэтому я на современном языке говорил Господу Богу «спасибо». Дорога в духовное таинственна и на этом пути много крутых поворотов. Под всеми превратностями и трудностями судьбы всегда скрывается что-нибудь хорошее. Я был в полной тишине, если не считать шума океана и потрескивания угольев костра и мне тогда казалось, что тишина и молитва есть самое лучшее лекарство и пища для моей души. Стоя под огромным звёздным небом, я чувствовал себя частью мироздания и ощущал себя его маленькой моделью, одновременно с этим понимая, что я – это нечто большее, чем мне, прожившему всю жизнь в суете, представлялось ранее. Вечность проходила сквозь меня. Я вдруг начал верить в Бога и поэтому полностью доверять Ему. Я понял, что больше ничего плохого со мной не произойдёт и произойти не сможет.
* * * * * * * * * * *
В течении первого месяца своего пребывания на острове я занимался обследованием долины и береговой линии и при этом сделал несколько полезных открытий и находок. Вообще, времени на исследования у меня было мало и причиной тому была постоянная забота о пропитании, приготовлении пищи и о воде.
Первой моей находкой была хорошая пластиковая бутылка, которую я заметил плывущей у берега. Я обрадовался ей, как встрече с самым
хорошим другом и со своим спасителем. Достав её из воды, я был рад
так же, как когда-то в детстве, когда родители мне купили настоящий взрослый велосипед. Теперь я мог более свободно перемещаться по острову и не быть так сильно, как раньше, привязанным к источнику воды.
Нашёл я её спустя две недели с момента своего появления здесь. Это была самая обычная «полторашка» с навинчивающейся пробкой, которая тоже имелась в наличии. Этикетки на ней не сохранилось, но скорее всего, она была из-под какого-нибудь прохладительного напитка.
Помыв бутылку в ручье и несколько раз прополоскав, я наполнил её и отпил из горлышка. В этот момент мне даже показалось, что вода из бутылки вкуснее, чем из самого ручья. После я сделал для неё ручку из гибкого травянистого стебля, и она стала моей постоянной спутницей в хождениях по острову.
Вторым моим открытием и находкой явился маленький залив, который врезался в сушу на двести метров и при этом имел чёткую разделительную полосу между островом и океаном, представлявшую собой каменистую отмель с большим количеством наносного песка. Я обнаружил этот залив совершенно случайно. Обследуя побережье, я находился на одной из гор и с тоской смотрел на пустынный океан, ожидая увидеть хотя бы на горизонте какой-нибудь корабль, или яхту, или лодку и в это время начался отлив. С верха я увидел, как вода начала уходить из залива и вскоре показалась пересекающая его отмель. Я также заметил тело большой рыбины, которая вместе с отливом пересекла эту отмель и ушла в океан. Всё это натолкнуло меня на мысль о рыбалке. Я подумал, что если мне перед отливом перегородить залив, то потом можно будет легко ловить оставшуюся на мелководье крупную рыбу.
Это была прекрасная мысль, но чем перегородить? К тому же, перекат был длиной около десяти метров. Но этот вопрос не заставил меня долго думать и всю следующую неделю я провёл, занимаясь плетением из молодых крепких и тонких веток, секций своего рыболовецкого забора, а также вбивая в отмель длинные толстые колья, к которым он должен был крепиться.
Колья я вбивал примерно через метр друг от друга и это занятие у
меня заняло целый день, так что, придя обратно «домой» я вынужден был довольствоваться на ужин, который совместил с обедом, только запечёными устрицами и бананами, которые скопились у меня с прошлых посещений долины. Стоит отметить, что бананы к тому времени стали более зрелыми и вкусными. Но не только из-за еды мне приходилось возвращаться обратно. Основной причиной было отсутствие в районе залива пресной питьевой воды, а мой запас в бутылке заканчивался к вечеру.
Следующий день я решил посвятить охоте и заодно, принести из долины побольше бананов, чтобы потом не отрываться походами туда, а заниматься только плетением рыболовных секций. К тому времени, я уже второй раз переделал свой охотничий лук, и он теперь стал более дальнобойным, чем раньше и обладал большей убойной силой и точностью попаданий. Модернизация моего оружия коснулась и стрел, которые тоже стали лучше.
Вообще, времени на острове для отдыха у меня не было совершенно.
Порою, я даже огорчался тем, что приближалась ночь, и что не успевал сделать намеченного. Как правило, вечер заставал меня в самом разгаре
моей трудовой деятельности и был для меня совершенно некстати. Не раз мне приходилось возвращаться «домой» на свой берег, когда уже на небе сияли Луна и звёзды, и при этом не единожды, я оставался без ужина, валясь от усталости и быстро засыпая. Так проводил я все свои дни на острове. Являясь по своей природе трудоголиком, я увлекался работой и мне, было всегда, словно «кость в горле», если что-нибудь оставалось недоделанным или было сделано плохо.
Спал я обычно всегда, как убитый и рано просыпался от утренних криков проснувшихся раньше меня морских птиц. Моя прошлая жизнь
мне снилась все реже и реже, но всё чаще и чаще я видел во снах
джунгли, безбрежный океан, скалы и птиц. Я часто просыпался с болями по всему телу. Это сказывалась наслаивающаяся усталость и то, что мой
нетренированный организм не был тогда готов к такому образу жизни.
За это время я сильно похудел и осунулся на лицо. Животик мой пропал и даже начал втягиваться, кожа моя почернела от солнечного загара, а на лице появилась дикая щетина, которая ещё не стала бородой. Если к этому добавить, что я начал ходить по острову в том, в чём мать родила, припрятав свои плавки до лучших времён, то-есть до появления на нём людей, то картина получалась совершенно первобытная.
Шесть дней с небольшими перерывами на походы в долину за едой
я плёл секции рыболовного плетня и носил их к заливу. Опыт приходил
ко мне с работой и поэтому последняя секция выгодно отличалась от первой по всем показателям. Секции были размером два на полтора метра с ячейкой, куда мог с трудом пролезть теннисный мяч. Конечно, никакого опыта этого ремесла у меня не было, как и опыта в подобном виде рыбалки.
Перед началом отлива, я быстро начал вставлять свои секции в распор между кольями, вбитыми в отмель. Вода сначала доходила мне до горла, но плавно сходила и когда она достигла моего пояса, то все плетни крепко держались на своих местах. Через некоторое время отлив закончился и я с острой палкой, названной мною копьём или острогой, начал охоту за рыбой, оказавшейся в этой западне. До прилива оставалось ещё несколько часов и я спокойно ходил по заливу, где мне было в основном по колено, имея возможность выбрать любую крупную или среднюю по размерам рыбу для своего очередного обеда. Однако, оказалось,что не так-то просто поймать хотя бы одну из этих скользких и увёртливых пленниц, но всё же, через час я сумел выбросить на сухой берег пару метровых рыбин, названия которых не знал. Я мог наловить ещё, но и этого было для меня одного предостаточно.
Странное, всё же, это существо под названием «человек»? Даже оказавшись на необитаемом острове я не потерял многих своих качеств и наклонностей. В тот момент, мне очень хотелось похвалиться своим уловом. Меня распирало тщеславие, которое не имело никакого выхода. Мне очень хотелось рассказать о своей маленькой победе всем знакомым и даже ради этого, я мог пожертвовать всеми своими пойманными рыбинами. Мне очень хотелось похвастаться и рассказать о том терпении, которое я проявил при плетении секций и о том, что даже голодал во время этого занятия. Мне хотелось, подобно первобытному охотнику, который вернулся в свою пещеру с большой добычей, услышать одобрительные возгласы своей первобытной жены.
На этом я закончил думать о своём тщеславии, которое было в моей
ситуации совсем неуместно. Но, действительно, что есть я? Мы все, современные люди, научены с детства и привыкли к мысли о том, что смыслом нашей жизни и её целью являются слава, уважение, успех и богатство. Какое может быть уважение, успех и слава человеку, если рядом нет людей? Что такое богатство на необитаемом острове? Получается, что всё это здесь не нужно и что я ещё не понимал этого в своём подсознании, являясь всего лишь суммой того, что в меня заложено прежде, потому что жил в культуре зависти и потребления, где каждая индивидуальность отстаивала себя, и где главными были слова «Я», а не «Мы», «Моё», а не «Наше».
Когда я был хозяином и генеральным директором своей фирмы, то
завидовал нашим нуворишам-олигархам, но однажды увидел по телевизору математика Григория Перельмана, который отказался брать премию в один миллион долларов за доказательство теоремы Пуанкаре, которую до него никто не мог доказать в течении ста лет. При этом учёный жил очень замкнуто и питался тем, что собирал и сдавал всякий утиль на помойках города и ничем больше. После о его поступке и о нём самом была передача под названием «Пусть говорят» с участием Малахова и я специально посмотрел её и выслушал множество мнений на этот счёт, но не получил вразумительного ответа. При этом я интуитивно понимал, что что-то во всём этом есть, но не понимал, что именно. Мало того, я также узнал, что ему за два года до этого давали другую престижную премию, но он и от неё отказался. Перельман для меня был абсолютно непонятен и задал мне загадку, на которую я не мог найти ответ. Действия большинства из нас и меня в частности, были бы совершенно другими. Что уж тут говорить об упырях-олигархах, сделавших целью своей жизни борьбу за деньги. Деньги для всех для нас являлись источником энергии и все мы старались по максимуму открыть свои карманы,чтобы побольше получить этой силы. Это, как говорится « и козе понятно». Деньги, власть, слава, почёт и роскошь на протяжении многих веков являлись самыми настоящими ценностями Человечества, о которых мечтали, боролись и умирали. Были, конечно, и другие ценности, о которых
говорили многие религии, поэты и философы всех времён, но они выглядели слабо, непонятно, неубедительно и даже слезливо, хотя часто красиво и романтично. Но что говорить о них, когда в стране расходилась «на ура» книга о том, как выйти замуж за миллионера, чтобы стоя с ним под венцом, продумывать план, как урвать часть его состояний в случае скорого и неминуемого развода. Мысли о поступке Перельмана мне долго не давали покоя и тогда я начал осознавать, что и мои сотрудники такие же, как и я, и что они совсем не уважают меня, а уважают мою должность, мои деньги, а также то, что я даю им работу и только поэтому многие молодые женщины в офисе «строят мне глазки». Получалось, что я уважал деньги и власть, и мои подчинённые во мне видели только деньги и власть, но оставшись без фирмы, власти и денег я стал никем, хотя продолжал существовать и совсем не изменился. Я был продуктом своего времени и даже не думал, что не мы к деньгам, а деньги сами должны встраиваться в нашу жизнь, как один из её элементов и не более. Деньги для меня были спортом, азартной игрой, которая вызвала во мне психологическую зависимость и вышибла меня из других сфер деятельности и я был таким не один. Я был фанатиком денег. Я преследовал только одну цель и этой целью были деньги ради денег. Я не был от природы жадным и не любил жадность. Я, просто, заигрался в деньги и
не заметил, что у меня не получалась своя личная жизнь. Деньги стали
моим цензором и моей «партией власти», которой я был «беззаветно»
предан. Таковыми были и мои молодые сотрудницы, которых в офисе
было большинство, поэтому в то время, я думал, что запросто начну новую жизнь и что вскоре заведу себе новое дело и женюсь на какой-нибудь длинноногой красавице, но оказалось, что красавицам без своей
фирмы и денег я стал совершенно не нужен. Они резко охладели ко мне
и их можно понять. В каждой женщине живёт, прежде всего, самка в которой с первобытной древности заложен материнский инстинкт заботы о потомстве и его прокормлении, поэтому женщины более приземлены и материалистичны, чем мужчины.
Находясь на необитаемом острове, я часто думал о женщинах. Моё непобедимое тщеславие и мысли о прекрасном поле не покидали меня
даже в таком одиноком месте. Я, действительно, хотел появиться с пойманной рыбой перед женой, но не перед своей, с которой развёлся, а перед той, которой у меня никогда не было и никогда не будет, но которая уже давно существовала в моём воображении, имея внешность одной из самых красивых наших эстрадных певиц, которая мне очень нравилась и которая никогда не имела ни мужа, ни детей. В противном случае, я бы постеснялся делать её своим кумиром. К тому же, я не раз видел по телевизору интервью с ней и мне она представлялась очень хор
Комментарии (3)
0
#
31 августа 2014 в 19:33
0
0
#
31 августа 2014 в 21:15
0
Простите, но я не знал о такой своей популярности.Повесть "ученик вечности" есть на одноимённом сайте ученик-вечности.рф Также о ней можно спросить по адресу info@binary.ru