В далёком 1959 году студенты-химики приехали на берег Горьковского водохранилища, чтобы найти место для основания будущего лагеря. Долго брели они по берегу, но ничто не радовало их взор: то крутой обрыв на пути к морю, то сырое болото под ногами.

И вдруг перед их глазами открылась такая красота, что путники в восхищении замерли: молоденькие сосны протягивали солнцу пушистые ветви, аромат землянки переплетается с терпким запахом сосновой смолы, уходя в лазурное небо, а море, ласково шептало: "Оставайтесь здесь...". В этом живописном месте почти полвека назад и был основан студенчесикй лагерь "Ждановец".

Первоначально лагерь представлял собой несколько палаток для студентов, размещённых около небольшой деревянной столовой. Позднее палатки были заменены фанерными домиками, в которых жили уже не только студенты, но и преподаватели с семьями. Был намыт пляж, построено новое кирпичное задание столовой, телецентр, летний театр.

В настоящее время лагерь занимает территорию в 20,1 га, располагает 183 домиками летнего типа, столовой и кухней. Конференции, концерты, демонстрация кинофильмов проводиться в летнем театре. Для спортивных мероприятий обустроены два стадиона с футбольными полями, беговые дорожки, 4 волейбольных, 3 бадминтонных, 2 баскетбольных площадки и установлены столы для настольного тенниса.

Друзья, помогите!!! У Брата спёрли мотоцикл, утащили у Ждановца. Синий, старый "Минск". Если есть информация сообщите пожалуйста.

Пожалуйста, кто знает ещё контакты по щебню, доставке песка, пишите в комментариях к данному посту. А также отзывы на качество услуг.
Ещё есть сайт http://shebenka-nn.ru возможно он будет полезен в этом деле.

Андрей Красовский


У ч е н и к В е ч н о с т и .

Третьи сутки я болтался в море, а точнее в Тихом океане на двухместном надувном матраце, не видя берегов и не зная, куда меня несёт?Из одежды на мне были только простые пляжные плавки и более ничего, поэтому днём Солнце немилосердно обжигало меня, а ночью и особенно под утро, я дрожал от холода. Ко многим моим неудобствам добавлялась постоянная качка и дикая жажда. Особого голода в то время я ещё не испытывал и навряд-ли смог бы хорошо поесть, если бы имел такую возможность, по причине морской болезни о которой я ранее, в отношении самого себя, даже не догадывался. Мне приходилось не раз участвовать в морских экскурсиях на прогулочных теплоходах, но не более. К тому же, они были непродолжительными и, как правило, имели короткий маршрут. Тогда, стоя на твёрдой палубе теплохода, я считал себя крепким мужиком способным перенести любое морское волнение и даже удивлялся, когда кому-нибудь, особенно детям и женщинам, становилось плохо и их начинало тошнить. Цвет их лиц менялся с обычного на восковой, а губы синели.
Конечно, я совсем в то время не замечал качки и ещё по одной причине, о которой не хотелось бы, но приходится говорить. Дело в том, что отдых есть отдых, и какой отдых для нашего человека мужского пола может быть отдыхом без спиртного? Стоя на твёрдой, как бетонная плита, палубе прогулочного теплохода, я смотрел на широкую морскую поверхность нетрезвыми глазами, при этом « потягивая пивко» из бутылки,которое было добавкой к ранее выпитому более крепкому напитку.
И вот, теперь я сам страдал неимоверно от морской болезни. В таких случаях, как мой, моряки говорят, что «собрал всю рябь».Так оно и было,
потому что океан был спокоен и никаких «девятых валов» не было.
Ситуация, в которой я находился теперь, была ужасной. Меня несло
океанским течением неизвестно куда, днём поджаривало Солнце и от него некуда было скрыться, ночью я мёрз, меня постоянно мучила жажда и негде было взять воды, чтобы попить. При всём при этом я проклинал самого себя, потому что только сам был виновником случившегося со мною несчастья. Я отдавал себе отчёт, что находился совершенно один в открытом океане и не на яхте, и не на прочном плоту, а на надувном пляжном матраце, который, стоит отметить, был не так уж и плох.
Всё началось с того, что я «дикарём» приехал, а точнее прилетел отдыхать в Амайю, которая славилась у наших русских туристов своей экзотикой, хорошим сервисом, экскурсиями и пляжами. В отеле мне дали очень неплохой двухместный номер, в котором я должен был проживать один, согласно сделанной мною оплате. Отдыхающих групп русских туристов там не было, а были, в основном, немцы и шведы, которые не обратили на меня никакого внимания. Коридорному в отеле, который мог кое-как общаться по русски, я в первый же час своего появления сказал, что в каждодневной уборке номера не нуждаюсь, и попросил, чтобы их уборщики вообще не заходили ко мне в моё отсутствие, на что он согласился. Завтрак, обед и ужин не числились в моём договоре с отелем,потому что я не хотел быть «привязанным» к столу. Мало того, даже дома у меня на родине никто не знал о том, что я уехал в Амайю, потому что с женой я развёлся более двух лет назад и никаких отношений с ней более не поддерживал, братьев и сестёр не имел, как, впрочем и детей, а мои родители погибли в аварии около десяти лет назад. Работы я тоже никакой не имел и нигде не числился, потому что моя собственная фирма обанкротилась в конце 2009 года во время мирового кризиса и после, на оставшиеся деньги, я вёл образ жизни плейбоя и особенно, в последние полгода. Средства к существованию у меня подходили к концу и прежде, чем пойти устраиваться на работу на завод, в качестве рабочего, я решил гульнуть в последний раз, что и привело меня в эту бедную страну на курортный берег Тихого океана.
Короче, получилось так, что обо мне никто ничего не знал, мною никто не интересовался и никому я не был нужен и при этом никто иной, а именно я, был вынужден болтаться в одних плавках на тёмносинем надувном матраце посреди океана.
Началось всё с того, что рано утром я вышел из отеля с книгой и барсеткой, где у меня были документы, деньги, билет на обратную дорогу, перочинный нож в котором имелась открывалка, маникюрные ножницы и щипчики и даже ложечка с вилкой, а также находилась пачка сигарет и зажигалка. В другой руке руке я нёс сумку с тем самым злополучным матрацем, который был привезён мною из дома и который я намеревался накачивать на пляже.
По дороге я немножко перекусил и, почувствовав во рту вкус традиционой местной кухни, решил продезинфицировать свой желудок, влив в себя около ста граммов крепкого алкогольного напитка, который продавался на разлив и именовался ромом, хотя напоминал его только своей крепостью и не более. Придя на городской пляж я решил отметить свой первый день отдыха в Амайо и с этой мыслью прикупил недорогой местной рисовой водки с плавающем на дне бутылки стручком красного острого перца.
Вскоре оказалось, что городской пляж был грязен и неудобен для купания, но при этом зазывалы, стоявших у берега разных плавсредств, напоминавших наши лодки, но только огромного размера, предлагали недорогую поездку к какому-то ближайшему острову, где до позднего вечера можно было загорать и купаться в более чистом месте и при
этом, они говорили, что именно там и находится весь развлекательный сервис для отдыхающих в Амайе. Я увидел, что многие туристы покупают билеты на проезд и сделав тоже самое, вскоре ступил ногами на красивый тропический остров, который являлся раем для отдыхающих.
Найдя место на пляже я накачал свой матрац и, отпив из бутылки, направился к воде. При этом я всегда брал с собой барсетку, потому что
все мои соседи говорили на других языках, и попросить у них одолжения посмотреть за моими вещами я не мог и не знал, принято-ли это в тех странах, откуда они приехали.
Так делал я много раз в свой первый день отдыха и под вечер, допив водку, я напоследок, потащился снова к воде, и уже находясь в сильном алкогольном опьянении, отплыл от купающихся у берега людей подальше и глядя в синее небо, начал лёжа на матраце покачиваться на слабых волнах, и пребывая в своих пьяных мечтах незаметно заснул.
Проснулся я, когда яркие звёзды светились на чёрном южном небе и
сначала ничего не понял. Похмелье моё ещё не прошло,а было где-то около полуночи. Я лежал на матраце посреди океана и озираясь по сторонам не видел в ночной темноте ничего кроме чёрной воды, что окружала меня со всех сторон до самого горизонта, который плохо просматривался, но всё же был виден.
Голова моя не начала к тому времени болеть и похмельного синдрома я тогда не чувствовал. Будучи ещё пьяным, я плохо соображал и более всего начал томиться от жажды, чем думать о своём бедственном положении. В голове моей проносились сцены прошедшего дня, которые вспоминались только фрагментами и почему-то, часто в ней повторялся молодцеватый припев ранее неизвестной мне местной песни, которую часто крутили на пляже: « Ооана, ооана, гоунана, оуё».
- Вот тебе и «оуё»? – сказал я сам себе.
В ту свою первую ночь в океане, я ещё надеялся, что меня должны начать искать, что моё приключение скоро закончится и что на худой конец, у них же должна быть береговая пограничная охрана и я не могу остаться незамеченным хотя бы ими, но эти мои мысли, впоследствии, оказались только мечтами и плодом моего воображения, которыми я успокаивал себя сам. Я был абсолютно никому не нужен и болтался в одних плавках на надувном матраце, с похмелья, посреди огромного океана, не имея глотка воды и ничего вообще, а также не зная, куда меня несёт океанским течением. Такова была моя реальность.
Первая ночь прошла быстро. Я часто засыпал и видел короткие сны,
а просыпаясь, сначала вновь не верил своим глазам, считая случившееся тоже сном. Потом началось утро, перешедшее в жаркий день. Я принимал разные положения - лёжа и сидя на матраце, чтобы не обгореть и часто смачивал себя солёной океанской водой. Один раз, утомлённый своим малоподвижным образом препровождения, а также Солнцем, я решил искупаться рядом с матрацем. Я хорошо умел плавать и знал, что морская вода держит пловца лучше пресной, в которой мне, как человеку, проживавшему далеко от моря, приходилось плавать чаще. Это был мой первый и последний раз такого купания и хорошо, что я являлся отменным пловцом, потому что стоило мне только погрузиться в воду, как между мной и моим матрацем образовалось расстояние примерно в пятьдесят метров и при этом матрац начал быстро удаляться от меня.
Моё положение в тот момент ухудшилось окончательно и, догоняя
своё средство передвижения, я видел в нём своё утерянное спасение и плыл к нему так, как раньше никогда не плавал.
Минут через двадцать я сумел догнать матрац и с большим трудом
забравшись на него, сказал себе, что более так опрометчиво поступать не буду. Мне даже сейчас страшно об этом вспоминать.
Потом снова наступил вечер и ночь. Я лежал на матраце и ждал, что
меня должны спасти, но при этом сам не верил в это. Мне тогда вдруг
вспомнился один человек, очень известный и почитаемый Русской Православной Церковью, который в дни своей молодости часто молился на берегу Балтийского моря и чтобы не молиться на деревья, как это делали некоторые местные племена, он залезал в развилку одного толстого, старого дуба и молился, глядя в небо. Этот дуб казался ему скалой, но вдруг налетел сильный ветер, и дерево упало в море, а вместе с ним упал в море и этот молодой человек. Когда он пришёл в себя, то был уже далеко от берега, но ещё мог доплыть до него. Однако, он этого не сделал, а остался на уносимом в открытое море дереве, потому что увидел во всём этом перст Божий. Его нашли новгородские купцы, которые возвращались на своих ладьях к себе домой из Гамбурга. Они увидели, что в открытом море плывёт большое дерево, а на нём на коленях стоит человек и молится. Купцы привезли его в Новгород и отдали в монастырь. Имя ему было Антоний, а прозвали его Римлянином по месту его рождения. Закончил он свой жизненный путь в чине архимандрита,но было это давно, около девятисот лет назад.
Вспомнив эту истории, я поймал себя на мысли, что меня с ним никак нельзя сравнивать, потому что Антоний служил Богу и был ведом по жизни промыслом Божиим, а не желанием шикарно отдохнуть на курорте и при этом изрядно напиться. Тем не менее, я молил Господа Бога о своём спасении, хотя мне самому моя жизнь представлялась абсолютно бесполезной.
Трое полных суток без воды, еды и одежды я страдал и мучился в океане. Я был совершенно один, если не считать каких-то больших птиц
иногда паривших надо мной и рассматривавших меня в качестве добычи, но видя сверху, что я ещё полон сил, они улетали запомнив место.
Помимо птиц мне довелось увидеть стаю летучих рыб, которых в мире
существует множество разных видов. Скорее всего, что я видел долгопёров или может быть летучек восточных, но плохо разбираясь в этом вопросе, я не мог определить их более точно. У них было стройное вытянутое тело, небольшая голова и очень длинные грудные плавники.
С шумом вырвавшийся из воды косяк этих рыб своей неожиданностью
сначала напугал меня, потому что в первый момент я подумал, что это
одно большое животное, которого я никогда раньше не видел. Потом, по ошибке, я принял их за белокрылых птиц, которых кто-то спугнул с поверхности океана, но всё же, это оказались рыбы. Делая мгновенный удар-толчёк хвостом по воде они выскакивали на высоту до четырёх метров и растопырив грудные плавники пролетали метров по стопятьдесят за один прыжок, находясь в воздухе около минуты. Сверкая серебром своих чешуек они стремительно вырывались из глубин океана и переливаясь в свете солнечных лучей, парили над тёмной водой бескрайнего простора. Если бы не моё бедственное положение, то можно было бы любоваться, глядя на это очаровательное зрелище.
К полудню третьего дня птицы мне начали встречаться всё чаще и чаще. Обессилено глядя на них, я тогда думал, что все они хотят поскорее наброситься на меня и в первую очередь попытаются выклевать мне глаза. Действительно, они проносились уже надо мной совсем низко и мне приходилось часто отпугивать их, но при этом птицы становились всё наглее и агрессивней. Однако, я не знал или может быть совсем забыл одну старую морскую примету, что если есть птицы, то где-то поблизости должна быть земля.
Землю я увидел, когда начало темнеть. Проснувшись или точнее, придя в себя на закате третьего дня, я увидел вершины нескольких далёких, покрытых зеленью скал, которые словно вырастая из океана, приближались ко мне. Точнее, приближалось к ним течение, которое тащило мой надувной матрац и течение вело так себя не случайно, а соответственно известным законам гидродинамики. Дело в том, что увиденные мною скалы были на самом деле двумя отдельными островами между которыми течение сужалось, увеличивая свою скорость, и втягивало огромные массы океанской воды , которые перемещали мой бедный матрац.
Подойдя ближе к берегу, я увидел только огромное количество птиц и полное отсутствие следов любой человеческой деятельности. Ни одно-
го огонька не появилось на этих берегах с приходом сумерек. В последствии оказалось, что оба этих островка были маленькими, далеко расположенными от материка и непригодными для жизни даже небольшого поселения и что таких безымянных островков в этом месте океана было около полутора тысяч.
Однако, в то время они были для меня единственным спасением и
почувствовав большой прилив сил, я начал направлять свой злополучный
матрац к одному из этих островов, на котором заметил небольшой песчанный пляж. Стоит отметить, что это дело у меня получалось плохо.Между противоположными берегами было примерно три километра и сужающееся течение несло меня как раз посередине. Скорость нарастала с каждой минутой, а мой матрац управлялся с большим трудом. Для этого мне пришлось лечь на него диагонально, тем самым, пытаясь использовать ступни ног в качестве пера руля, но такое действие не возымело никакого успеха. С другой стороны матраца я грёб обеими руками изо всех сил, но и это не приводило к желаемому результату. Тогда я соскочил с него в воду и толкая перед собой, поплыл к суше.
Одно время я решил даже бросить свой надувной плот, потому что боялся проскочить мимо удобного для меня берега, за которым начинались огромные валуны и далее, опять открытый океан, но не сделал этого, потому что стал специально плыть против течения, держа направление в сторону выбранного заранее места высадки.
Метров за сорок от береговой кромки течение сильно ослабло и под
ночным звёздным небом я, уставший до изнеможения, больной, голодный,
обезвоженный и почти голый, наконец-то ступил на твёрдую песчаную
поверхность спящего острова, став на время его и гостем и хозяином одновременно. Где-то была Москва, Нью-Йорк, Париж, Токио и превеликое множество больших и малых городов, посёлков, сёл, ферм и деревень, где жили люди и в том числе мой родной город, и даже курортная Амайя, но меня там не было. Я выбыл из общего списка шести миллиардов человек проживающих на земле и стал человеком затерянным в океане на неизвестном островке, который принадлежал неизвестно какому государству. Мало того, в то время я ещё не знал, что эти острова необитаемы и забыты людьми. В самом начале двадцать первого века я стал Робинзоном Крузо. Я был никому не нужен и никто меня нигде не ждал и не любил.

Продолжение следует.

* * * * * * * * * * * *
Продолжение 1

Первая ночь, проведённая мной на острове, выдалась тёмной. Звёзд и
Луны не было видно, с океана дул прохладный ветер и мне, сырому и уставшему ничего не оставалось делать, как провести эту ночь рядом с
местом моей высадки, найдя для ночлега маленькую полянку в зарослях неизвестного мне по названию кустарника, который произрастал метрах в тридцати от кромки воды. Мне, уже привыкшему к морской качке, казалось, что Земля всё ещё ходила подо мной, плавно поднимаясь и опускаясь, словно остров представлял собой чью-то грудь, которая равномерно вдыхала и выдыхала воздух.
Мучимый жаждой и не зная где её утолить, я провёл эту ночь без
сна, глядя на тёмное небо, чёрную поверхность океана и озираясь по сторонам. Стоит сказать, что мне уже не было холодно и дрожь не сотрясала моё тело, как это было недавно. Подо мной была толстая мягкая подстилка, состоящая из смеси песка и опавших листьев, которые копились в этом месте много лет, представлявшем собой небольшую плоскую вмятину или углубление. О матраце в то время я не хотел думать и даже его запах, мне был противен.
На тёплой подстилке из опавших листьев я провёл всю эту ночь. Спать, после долгого нахождения в океане, мне совершено не хотелось, но не имея сил, я просто лежал и был рад, что лежу не на матраце, а на земле от которой пахнет не прорезиненным материалом, а осенней
прелью гниющей листвы. Сил у меня не было ни на что.
Стоило забрезжить рассвету, как я поднялся, чтобы пойти на поиски воды и людей, но сначала я решил оттащить свой надувной матрац подальше от берега и при этом увидел, что пляж мой увеличился в размерах и до соседнего острова стало ближе примерно на километр. Оказалось, что я высаживался сюда во время прилива, а под утро начался отлив. Об этом говорил и сырой песок пляжа, освободившийся от воды.
Осторожно пробираясь между экзотических растений местной флоры
я медленно и осторожно шёл вдоль берега. По моему мнению, именно сюда должна сбрасывать свою воду какая-нибудь горная речка или ручей и через полчаса я на своём пути встретил овраг, по дну которого журчала чистая, холодная и пресная вода.
Утолив жажду и помыв лицо, я решил следовать вверх по этому ручью, чтобы получше осмотреть местность и заодно всегда находиться рядом с водой. Это было правильным решением, потому что потом не раз во время пути, я пил воду и никак не мог ей напиться. Однако, с другой стороны, как оказалось в последствии, путь вдоль ручья оказался заросшим буйной растительностью более, чем соседние с ним места и порою был непроходим, и мне часто приходилось из-за этого огибать разные препятствия, по большей мере представлявшие собой отвесные склоны самого оврага или если правильно говорить, то русла этого ручья. К тому же, подъём вверх всегда намного тяжелее движения по прямой дороге или тем более под спуск. Спустя несколько месяцев и уже неплохо разобравшись в ландшафте острова, а также, узнав другие, более удобные маршруты, я после удивлялся сам себе, своей выносливости и терпению, вспоминая об этом своём первом походе.
Медленно продвигаясь вверх по склону, я очень жалел, что на ногах у меня не было никакой обуви. Острые камни и спрятанные под опавшей листвой всякие колкости словно издевались над моими ступнями.Порою от боли ступни ног начинало сводить и к этому стоит добавить,что тело моё царапали ветки и острые по краям жёсткие листья растений. В это же время я ощущал сильную слабость от голода.
Однако, я был счастлив от того, что выжил и это обстоятельство придавало мне силы. Вторым положительным чувством во мне было любопытство, которое толкало меня на самый верх горы.
Делая аккуратно и с большой осмотрительностью каждый свой шаг, я натолкнулся на небольшое животное, размером с собаку среднего размера, которое обгладывало длинные листья одного из кустарников. Животное это очень напоминало свинью, но было меньшего размера, с чёрной короткой шерстью, и можно было безошибочно сказать, что оно более подвижно по своей природе, чем его близкие родственники.
Около минуты мы стояли и смотрели друг на друга. Впрочем, маленькая хрюшка оказалась миролюбивым зверем и глядя на меня, она не только оценивала меня глазами, но и обнюхивала, крутя своим серым и мокрым пятачком. Потом, сделавшись безразличной ко мне, она, не спеша, стала удаляться вниз по склону и вскоре исчезла из поля моего зрения в буйной растительности. Мне стало понятно, что это животное никогда не видело человека и является абсолютно непуганым созданием. Оно показалось мне симпатичным и даже воспитанным существом.
Тем не менее, в ту минуту, когда я смотрел на маленькую свинью, в голове моей появилась мысль, что её надо поймать и съесть, но делать
этого я не умел, да и сил на это у меня не было. И всё же, встреча с
этим животным, подсказала мне хорошую и правильную мысль. Я понял,
что если оно питается листьями этого кустарника, то они не ядовиты и
я их тоже могу есть.
Листья оказались на самом деле съедобными. Они были не сочными,
но пережёвывались без особого труда. Вкусом они напоминали морковную ботву, которую мне не раз приходилось пробовать в детстве и которая в небольших количествах мне нравилась в ту пору.
Вообще, о флоре и фауне острова можно было написать огромную
книгу, но, к сожалению, я никогда не увлекался ни биологией, ни зоологией и поэтому, находясь в таком экзотическом месте, не знал даже названий большинства видов окружавших меня растений и животных. Я видел, что на острове произрастают не похожие друг на друга пальмы, кустарники, травы и что огромное количество самых разнообразных птиц, ящериц и насекомых проживают в этих вечнозелёных тропических местах.
Устав жевать листья всухую, я набрал их побольше и спустился к
ручью. Запивая их водой, мне стало есть намного легче. Ел я жадно и быстро и вскоре пошёл набирать себе другую порцию, при этом понимая, что такая еда не может насытить взрослого человека, но может в таких количествах стать причиной несварения желудка или расстройства кишечника. При этом я вдруг вспомнил одного своего знакомого, с которым как-то катался на лыжах. Мы с ним тогда уехали очень далеко от лыжной базы и немножко заблудились, но поплутав по лесу, вскоре нашли обратный путь. Однако мой знакомый к этому времени сильно проголодался и ослаб. Проезжая мимо хвойных насаждений, он принялся есть горькие верхушки молоденьких сосен и съел их много. В то время для меня это было удивительно, но после еды мой знакомый почувствовал себя намного лучше и побежал по лыжне значительно быстрее.
Утолив, приступы голода и охладив в воде израненные ступни ног, я продолжил свой путь к вершине горы вдоль бегущего вниз ручейка.
Хватаясь за ветки кустов и низкорослых деревьев, обходя каменные
препятствия в виде огромных валунов, чудом державшихся на склонах, я медленно поднимался вверх. До вершины оставалось метров сто и не
более. Я видел, что дальше мне идти будет легче, потому что деревья и
кусты заканчивались, а впереди начинался более удобный, чем раньше, подъём. Но вскоре оказалось, что вместе с деревьями заканчивается и ручеёк. Я подошёл к его истоку, который находился в узкой каменной
расселине и чуть было не был укушен яркой, пёстрой змеёй, которая первая предупредила меня о своём присутствии. Ещё с детства я знал,
что чем красивее гад, тем он более опасен, поэтому не стал её долго
рассматривать, а поспешил продолжить свой путь дальше.
Поднявшись почти на самую вершину, я уяснил себе, что нахожусь на маленьком островке, затерянном в океане и что соседняя с ним земля представляла собой такой же остров. Я глядел по сторонам и видел бескрайний океанский простор и множество морских птиц летящих над ним. Солнце стояло в зените и безоблачное небо только у линии горизонта имело свой привычный голубой цвет, а в остальном своём пространстве, оно было белым и даже золотистым.
Остров мой состоял из множества скал, отвесных утёсов и гор, наподобие той, на которой я стоял, но все они только обрамляли то, что было самой ценной его частью. Раскинувшись примерно на десяти гектарах посередине острова, лежала, утопая в зелени вечнозелёного тропического леса плоская, как блин, долина. Она находилась прямо у моих ног, напоминая огромный изумруд, обрамлённый со всех сторон огромными камнями. Над ней летали яркие, невиданные мною ранее птицы,которые своими криками наполняли воздух и эти крики оживляли падающий в долину солнечный свет, делая его живым и весёлым.
Я долго стоял на вершине обдуваемый океанским ветром, и отдыхая смотрел вниз, но при этом, восхищаясь красотой долины, я искал признаки человеческой деятельности и человеческого жилья, но не находил их.
Оглядевши со всех сторон гору, я выбрал себе другой путь для спуска, который был гораздо легче первого и который должен был привести меня более короткой дорогой к месту моей ночной высадки. Почему-то, тогда, в моём подсознании, это место начало притягивать меня к себе,ассоциируясь с родным гнездом или с домом, куда мне необходимо было вернуться. Глядя на него с верха, я увидел песчаный берег, заросли кустарника начинавшиеся ближе к основанию горы, место на котором я провёл ночь и свой пресловутый тёмно-синий надувной матрац.
Сойдя вниз и пройдя немного по берегу, я снова нашёл известный
мне овражек с пресной водой и рядом с ним несколько кустов со съедобными листьями. Обдирая их, чтобы подкрепиться, я заметил на земле под одним невысоким деревцем скорлупки орехов и сами орехи висящие надо мной. Я понял, что какой-то зверь или птица питались ими и поэтому решил попробовать один. Сорвав с дерева несколько орехов, я разбил их камнем, что не представило для меня никакого труда и положив один из них в рот, надкусил. Орех оказался ещё незрелым, но вполне съедобным, поэтому я ещё долго находился в том месте, занимаясь насыщением желудка, разбивая орехи и запивая эту невкусную еду холодной водой. Набрав с собой съедобных листьев и положив на них собранные орехи, я пошёл на своё место, где и положил добытые мной припасы. Потом я решил пройтись по моему пляжу и заодно окунуться, чтобы дать облегчение своему больному, обожжённому солнцем, обветренному и исполосованному ветками телу. В этот день я больше не мог никуда идти, отложив обследование долины на завтра. У меня не было сил.
Войдя в воду, я почувствовал резку боль, потому что встал на что-то острое и быстро отдёрнул вверх ногу, но тут же снова скорчился от боли, потому что в этот момент в подошву другой моей ступни врезалось тоже что-то твёрдое и острое. Вытащив ногу из воды, я увидел новую кровоточивую неглубокую рану и не догадываясь о причине её появления, начал шарить по дну руками и своему удивлению обнаружил, что всё дно в этом месте было усеяно двустворчатыми раковинами малюсков, которые не просто лежали на дне, а вертикально торчали из песка, зарывшись в него более чем на половину. Это открытие обрадовало меня и насобирав их приличное количество, я пошёл разводить огонь.
Настрогав своим перочинным ножом, что лежал в барсетке, лучинок
из хорошей высохшей палки, валявшейся в кустах и наломав сухих веток, а также найдя несколько старых высохших грибов неизвестной мне породы, я быстро развёл огонь с помощью моей зажигалки, что хранилась вместе с ножом и начал бегать вдоль кустарника, собирая хворост,чтобы поддерживать им огонь.
К вечеру я ел запеченные на угольях костра устрицы. Пищу эту мне приходилось пробовать впервые, но я знал о ней по книжкам, которые были прочитаны мною в детстве. Запеченные устрицы своим вкусом напоминали паштет из рыбы и говяжьей печени. При этом у меня на зубах постоянно скрипел песок. Однако, мне приходилось радоваться этому,потому что ничего другого я больше не имел и найти не мог. Какие-то животные, напоминающие свиней, бегали по острову, но были для меня недоступны, как и птицы, что населяли его. Наевшись листьями, орехами и устрицами, я сделал вывод, что прожить на острове можно и что мой организм будет получать необходимое количество белков, жиров, углеводов, минеральных солей и в особенности витаминов. Тем не менее, вся эта пища мне совсем не нравилась, даже не смотря на мой голод и на то обстоятельство, что я ел её впервые. Я понял, что не смогу питаться ею длительное время и что надо подумать о разнообразии своего стола.
В оставшееся перед сном время я сидел на тёплой и мягкой подстилке опавших листьев, на которой провёл свою первую ночь на острове и глядя в ночное небо, на тёмные воды океана и на противоположный берег я думал о превратности моей судьбы, при этом вспоминая опять Антония Римлянина и о том, как он плыл на сломленном дереве по Балтийскому морю. Я тогда уже начинал думать так, что всё это не случайно и если говорить правду, то жизнь моя до этого происшествия была не нужна никому и даже мне самому, поэтому я в последние полтора года медленно, но верно катился вниз, каждодневно пытаясь развеять свою скуку водкой, вином, пивом и женщинами. После сегодняшнего восхождения на гору, сама жизнь начала представляться мне горой, на которой если остановишься, то обязательно покатишься вниз.
Вообще-то, если быть до конца честным, сначала женщины тормозили меня в этом моём увлечении спиртными напитками, потому что я искал
себе спутницу жизни в серьёз, а не просто так, на вечер. Мне приходилось быть на свиданиях в хорошей форме и готовясь к ним, я не пил.Но это было не всегда. Впоследствии, я перестал стесняться своего нетрезвого состояния, подружки у меня начали появляться подобные мне самому, а дорожка под уклон пошла ещё круче.
В то время, потеряв свою фирму и разведясь с женой, на меня обрушилась не апатия, а что-то другое. К своим тридцати восьми годам я ничего не добился в жизни и причина в этом, как правило, была не во мне самом, а во всевозможных негативных обстоятельствах. Резко лишённый любимой работы, на которой мне приходилось крутиться, вертеться и гореть, я был сильно разочарован самой жизнью. Сидя как-то раз со стаканом вина я поглядел не себя в зеркало и увидел, что сильно постарел за последний прожитый мною год и тогда я сделал небольшое собственное открытие. Я понял, что старость начинается с разочарования в жизни. Не с того разочарования, которое встречается у некоторых молодых людей в юношеском возрасте, а с настоящего, взрослого разочарования, которое вызвано осознанием того, что большая и лучшая часть жизни уже прожита, а свой личный план, так правильно и красиво задуманный в молодости, не выполнен и особенно больно было осознавать, что не выполнен он не по моей вине, а по чужой.
В семейной жизни у меня тогда был тоже полный провал, если быть честным. С супругой, прожив восемь лет, мы расстались по обоюдному согласию, не имея претензий друг к другу. С самого начала нашей
совместной жизни, мы не хотели иметь детей. Мы хотели пожить сначала для себя и получше определиться в жизни. Потом оказалось, что моя жена была от природы бесплодной. Потом, мы много работали, и каждый из нас приходил домой поздно, со своими проблемами. Мои проблемы не интересовали её, а её проблемы не интересовали меня. Мы оба очень увлечённо трудились, но в разных местах. Сказать по правде, то мы никогда не были влюблены друг в друга. Я познакомился с ней на первом курсе института, где мы обучались в одной группе. Она не была красавицей, но являлась одной из самых умных студенток курса нашего факультета и при этом честной и порядочной девушкой. Мы в то время дружили, и на последнем курсе, я решил сделать ей предложение руки и сердца. В моей жизни, в ту пору ещё доживала юношеская влюблённость, которую правильнее было бы назвать неким видом юношеского психического расстройства, околдованностью, пленением. Но та, другая, была замужем и никогда не любила меня. Услышав о том, что настоящая истинная любовь приходит не враз, не мгновенно и не с первого взгляда, а вырабатывается годами, я думал, что выработаю это сильное чувство к супруге, и в дальнейшем, буду любить её так, как Ромео любил Джульетту, но мои мечты в последствии не оправдались. В семейной жизни произошёл «полный облом» и во многом этому способствовало даже не бесплодие жены, а обоюдная и постоянная занятость на работе, которую я тоже вскоре потерял. Перед разводом мы не ссорилились и не ругались. Мы просто надоели друг другу и проживали под одной крышей, как брат с сестрой. Даже супружеский долг нам начал напоминать инцест. Чувствуя себя ещё молодым и способным завести новую полноценную семью, чтобы народить детей, я снова сделал ей предложение, но теперь уже обратное, то-есть о разводе и она, так же тихо и спокойно, как в первый раз, когда речь шла о свадьбе, дала положительный ответ. Так я снова стал женихом и дал себе слово, что теперь «быстро жениться не буду», а сначала влюблюсь, «пленюсь», заболею этим психическим расстройством, чтобы потом увлечься семьёй, как работой, где я был трудоголиком, но оказалось, что это не так просто и то, что у всех нас легко получалось в юности, совсем не легко даётся в зрелые годы.
Вспоминая свои последние разгульные полгода жизни, я в то время
начинал думать, что моё появление на необитаемом острове, возможно, было, не спроста, и являлось для меня тоже Перстом Божиим в качестве наказания и исправления. Я верил, что меня когда-нибудь найдут, а точнее, обнаружат, и что я покину эту землю, которая меня спасла. Так я рассуждал тогда сидя на берегу океана. Мышцы моего тела к ночи начали побаливать от сложных физических упражнений по преодолению горного склона, кожа болела от солнечного ожога и полученных днём ссадин, а во рту, после съеденных устриц, началась жажда и я медленно опять пошёл к ручью, чтобы напиться перед сном, сожалея о том, что не имел никакой посудины, чтобы взять воду с собой.
Придя обратно, я открыл молнию на барсетке и вытащил оттуда пачку незнакомых мне сигарет, которую купил ближе к вечеру, находясь в изрядном подпитии на острове отдыха туристов Амайи. Об этой полной пачке я знал всё время, находясь в открытом океане, но сначала я не хотел курить, а потом боялся, что даже при всех принятых мною предосторожностях, смогу с помощью хаотичного ветра, продырявить мой матрац. Открыв пачку, я прикурил сигарету от тлеющего уголька и почувствовав себя от этого ещё хуже, быстро уснул и крепко спал всю ночь.



* * * * * * * * * * *

Проснулся я, когда было уже светло, но разбудило меня не Солнце
и не его свет, а тучи морских птиц, которые стаями носились вдоль берегов, наполняя воздух своими криками. Сначала я подумал, что их кто-то спугнул, но это оказалось совсем не так. В последствии, я заметил, что они каждое новое утро встречали таким образом, проводя что-то типа зарядки и заодно, прочищая свой голосовые связки. Глядя на них,я понимал, что такое количество птиц говорило об обилии рабы в здешних водах, но никаких средств её поймать у меня не было. Однако, эта проблема мной будет вскоре решена, но об этом я напишу позднее. Конечно, в то время вопросов у меня было превеликое множество, и я даже не знал в то утро, в чём возьму воду, чтобы исследовать расположенную рядом цветущую долину, поэтому предварительно хорошо напился у ручья и только после этого отправился новым, замеченным ещё вчера с верха, путём в ложбинку между двумя горами.
Так начался мой второй день пребывания на острове Будящих Птиц,
как я уже нескладно назвал его с утра.
Чтобы попасть в нужную мне ложбинку, пришлось опять забираться
в подъём, который представлял собою крутой склон горы около двухсот
метров. Снова было очень больно ступать босыми ногами на твёрдые, неровные и порою, острые камни и мелкую, жёсткую, как проволока, низкорослую траву, поэтому мне долго пришлось подниматься до намеченной точки. В это время, я думал о том, что нужно из чего-нибудь смастерить себе хотя бы некое подобие обуви, потому что так дальше перемещаться было невозможно. В моём мозгу отчётливо представлялись самые простые пляжные сланцы, которые у меня были, но не здесь, а на островке близь Амайи. Измученные ещё вчерашним походом ступни ног болели нещадно от любого нового острого камня, на который приходилось вставать. Над горизонтом восходило Солнце и поэтому ноги ещё не жгло, как вчера, когда я возвращался, что было единственным утешением для меня.
Ложбинка между двумя горами была вся поросшей кустарником и
тянулась примерно с километр, за которым начинался, поросший тропическим лесом спуск. В саму ложбину я не пошёл, предпочитая двигаться выше неё, по ровному склону, что было намного удобнее, чем продвигаться снова среди непроходимых зарослей, как я это делал вчера. Выйдя к началу спуска, я вновь был поражён красотой долины. Глядя на неё с высоты птичьего полёта, я видел, как она просыпалась, потому что солнечный свет только ещё начал приходить в неё. Почти так же, как и над океаном, здесь летали и кричали разнообразные породы птиц, хотя это были уже совсем не морские птицы, а другие и было их значительно меньше, чем тех, но и они встречали новый день очень шумно и радостно.
Во время спуска в долину со мною произошёл очень неприятный случай, который мог стать трагическим и оборвать мою жизнь, но одно-
временно с этим я получил хороший урок и после передвигался по острову в незнакомых местах, имея с собой хорошую прочную палку, а точнее посох, который был выше моего роста.
Спускаясь вниз по густому лесу, я вёл себя очень осторожно, и всё же это мне не помогло. Я осторожничал ступать на землю, боясь ядовитых змей и насекомых, аккуратно делая свой каждый шаг на заранее осмотренную поверхность. Выбрав небольшое и свободное от чего-либо место, кроме опавшей и уже изрядно почерневшей листвы я встал на него и в этот момент провалился по самое горло вниз. Только позднее я догадался, что все имеющиеся в джунглях острова пустоты завалены до самого верха ранее опавшими листьями и этот процесс шёл не один год, а продолжался десятилетиями или даже столетиями. Нижняя листва давно превратилась в труху, а на неё наслаивалась и наслаивалась верхняя, заполня пустоту, и происходило это постоянно, сравнивая яму с поверхностью. Мне ещё в тот момент очень повезло, потому что я мог попасть в другую, так ловко замаскированную природой полость, и не исключалась вероятность того, что мог пролететь вниз на несколько метров и никогда оттуда не выбраться. Провалившись вниз, я ощутил всем телом влажное тепло гниющей листвы и при этом испугался не только неожиданности произошедшего, но и вспомнил, что рядом с моим телом в этот момент могли оказаться разные ядовитые жалящие твари.
Выбравшись из ямы очень быстро, почти сразу, я начал отряхиваться и очищать себя от налипшего перегноя и грязи, но это было почти что
бесполезным занятием без хорошей помывки, поэтому кое-как отряхнувшись и сделав попытку обтереть себя, я только растёр грязь для приличия. Закончив это занятие, я решил закурить сигаретку, но при этом к своему ужасу обнаружил, что потерял барсетку и после, в течение часа, копался в той самой яме.
Барсетку я всё же нашёл, но при этом перепачкался ещё больше. Она
стала тоже грязной, но внутри неё всё было в прежнем хорошем состоянии и вскоре я закурил. Ароматный дым табака висел и не рассеивался в воздухе, образуя, в пробивающемся сквозь кроны деревьев солнечном свете, удивительные голубые облака, никогда ранее не виданные в этих местах. Мелкие насекомые звенели в воздухе между буйной растительностью, а голоса местных пернатых поражали своим разнообразием.
Глядя на эту красоту, я думал о том, что и в жизни часто бывает так, то-есть уверенно ступаешь на твёрдое проверенное место и попадаешь по самую шею в грязную яму, из которой с трудом выберешься, потеряв самое дорогое, а потом, весь перепачканный в дерьме, сидишь и смотришь снизу вверх на прекрасное, но чужое. Именно такое сравнение мне пришло тогда в голову и другого в моём положении придти не могло.
Выкурив сигарету, я продолжил свой путь дальше, прихватив толстую
палку, которыми изобиловали эти места. Осторожно продвигаясь вперёд,
глядя и вверх, и вниз, и по бокам, я прошёл около ста метров и вдруг чуть не столкнулся с огромной связкой бананов свисающей на толстенной лиане прямо перед моей головой. Стоит сказать, что это было одно из самых ценных моих открытий сделанных на острове. В то время я не знал, что именно регион Тихого океана, а не Африка и не Южная Америка, является родиной этого растения и что на острове их произрастало несколько видов.
Оторвав от связки пару недозрелых бананов, я начал утолять свой голод. Ранее я слышал, что в бананах содержится крахмала больше, чем в картошке, примерно восемьдесят процентов и к этому надо добавить природные сахара, очень нужные человеческому организму. К тому же, я просто любил бананы с детства. Однако и здесь меня ждала неприятность, которая могла мне стоить жизни. Потянувшись рукой за третьим бананом, я мог быть ужален, притаившейся в связке, тонкой и пёстрой змеёй, которая, похоже, проживала там. Сбив её палкой и откинув подальше от себя, я продолжил насыщаться. К сожалению, по близости не было воды. Пережёвывая эту пищу, мне хотелось пить, но жажду я утолил только ближе к вечеру, когда возвращаясь на свой берег, проходил мимо известного мне ручья.
Солнце стояло в зените и вспомнив о трудностях возвращения и о
своих больных ступнях, я начал мастерить себе сланцы, и это занятие отвлекло меня до вечера. Сланцы получились неуклюжими, страшными и
неудобными. При изготовлении этой обуви я использовал только один природный и экологически чистый материал, которым изобиловал остров.
Этим материалом было дерево. Из дерева я выстрогал себе очень грубые подмётки и сделав с тыльной стороны прорези, прикрепил к ногам посредством старых прочных отживших свой срок лиан и к сожалению, не смог в них пройти ста метров, потому что вскоре почувствовал, что натёр ноги в районе лодыжек и в других местах. К тому же, эти мои сандалии плохо держались на ногах, и мне пришлось расстаться с ними.Так что эту часть своего времени я провёл в пустую.
Сидя под одним из деревьев я отдыхал и думал о том, что мне делать дальше? С одной стороны, я не хотел идти обратно к берегу океана, а с другой, там я мог попить, смыть с себя грязь, которая уже заскорузла и давно заставляла меня почёсываться, а также поесть запеченных на угольях костра устриц. В итоге, набрав с десяток бананов, я отправился обратно. Мои вчерашние планы на обследование большей части долины за один день оказались невыполнимы, но я и не расстраивался по этому поводу. Я никуда не торопился. Времени у меня было предостаточно.
Выйдя на противоположную сторону ложбины, я некоторое время сверху смотрел на пустынный океан, ожидая увидеть какой-нибудь корабль или вертолёт, разыскивающий меня, но тщетно. По официальным данным, я в это время проживал в одном из отелей Амайи и если даже сотрудники отеля заметили моё исчезновение и, согласно регламента, сообщили об этом в полицию, то на том, видно, почти всё и закончилось. Полиция приняла это к сведению и теперь будет, в каждом найденном ими трупе, пытаться разглядеть мои приметы. Конечно, полиция поставит в известность наше посольство и наше посольство потом будет требовать от той же полиции, чтобы его держали в курсе моих поисков. Допустим, что найдётся такой дотошный следователь, который узнает у свидетелей, что меня видели в последний раз отдыхающим в воде у пляжа на надувном матраце, то полиция сделает правильный вывод, что я мог уснуть, и меня могло унести в открытый океан, где искать было бесполезно. Может даже покружат на вертолёте для приличия соблюдения формы в своих территориальных водах и на этом всё закончится. Поэтому, я не надеялся на этот вариант и ожидал случайных своих избавителей, вглядываясь в горизонт.
Спустившись к берегу, напившись воды, а также смыв с себя всю грязь купанием в океане, а потом, омыв себя ещё и пресной холодной водой из протоки ручья, я снова развёл костёр на прежнем месте и через час ужинал устрицами, бананами и орехами. Свои плавки я тоже постирал и они теперь висели и сохли на одной из веток кустарника. Таким образом, я оказался совсем голым и при этом никого не стеснялся, потому что стесняться мне было абсолютно некого.
Во время стирания, я вынул из плавок длинный и прочный шнурок,
который был вероятно задуман дизайнерами не только в качестве красоты, но и в качестве страховки к прорезиненному пояску. Глядя на него я задумал сделать себе лук со стрелами и начать охотиться на безобидных, непуганых и упитанных птиц долины. Завязав на концах шнура два небольших узелка, я пошёл по кустарнику выбирать себе хорошую, подходящую по размеру моей тетивы, палку и вскоре вырезал такую. Сделав две прорези на её концах, я вставил сначала в одну прорезь шнурок, а потом, согнув эту толстую палку изо всех сил, вставил шнурок в противоположную прорезь. Я отпустил свой лук, но палка не разогнулась.Узелки на её концах крепко держали согнутый лук напряжённой, как струна, тетивой.
Остаток вечера я занимался изготовлением стрел и учился стрелять из этого лука. Стрелы я тоже сделал из веток кустарника. Острия их я не только хорошо обточил ножом, но и обжог на костре, а к концам приделал птичьи перья, которые в избытке валялись на побережье. Обучаясь стрельбе из этого оружия, я уяснил себе то расстояние, которое может быть убойным для крупной птицы или хотя бы ранить её. Получалось около двадцати пяти метров, а это было очень не плохо для густого леса долины.
Перед сном, как и вчера, я пошёл к ручью попить, после чего выкурил сигарету и крепко заснул. Так прошёл мой второй день на острове и пятый в отрыве от цивилизации.


* * * * * * * * * * *

Спал я снова хорошо, как говорится, без задних ног, и так же, как и вчера, был разбужен на заре морскими птицами. Начинало светать. Часть
птиц была уже в воздухе, а другая, всё ещё сидела на скалах и расправляла крылья. Их громкие крики усиливались и усиливались, и достигли своего апогея в момент, когда стая с грохотом начала дружно срываться со скал. Птицы соседнего острова, находясь на противоположном теневом берегу, запаздывали с этим. К ним ещё не пришёл свет.
Стоит сказать о том, что в то время, мне по ночам снились самые
обычные сны, в которых я видел людей, поэтому каждое моё пробуждение, в первый момент, казались мне сном, а не реальностью. Я, до минуты спросонья, не мог понять, где нахожусь? Впоследствии, мне всё реже и реже удавалось видеть во снах привычные ранее картины и всё чаще и чаще мне снились океан, остров, пальмы и птицы. Я потом начал мечтать увидеть во сне что-нибудь человеческое и перед сном даже пытался «заказывать» сны, но это было тщетно.
Порою, я начинал думать так, что меня уже давно нет в живых, и что я умер, а этот остров является раем для меня, моим вечным пристанищем и что таких островов очень много и на каждом из них живёт какой-нибудь умерший человек. Я пытался вспомнить момент своей смерти, и их получалось много. Может я умер, когда перепил водки находясь на родине и поэтому никогда не летал ни в какую Амайю? А может я закончил свою жизнь на матраце в океане? А может я спьяну просто утонул и сейчас нахожусь на том свете? Так, когда же я умер? Эти мысли были абсурдны, но назойливо лезли в голову. Я знал, что продолжаю жить, думать, хотеть есть, спать и прочее и что рядом со мной существуют другие живые создания, совершенно не похожи на мертвецов. Тем не менее, эта мысль часто возвращалась ко мне.
Третий свой день на острове я начал с того, что умылся и попил из ручья воды. При этом я сожалел о том, что не мог побриться. «При жизни» я не любил быть небритым.
Взяв сделанный вчера лук со стрелами, я отправился по известной мне дороге в долину. Лук я перекинул через плечо, а десяток стрел привязал к посоху гибкими и прочными стеблями травы. Дел у меня было очень много и все они были связаны с моим дальнейшем существованием. Я ещё ничего не знал об острове, не исследовал долину и побережье, не имел никакого сносного жилья, запасов еды, посуды и многого другого. Я всё это хотел сделать и сделать побыстрее.
Снова с трудом преодолев каменистый путь до горной ложбины и вдоль неё, я ступил на мягкую землю долины. Стоит отметить, что передвигаться по камням с помощью посоха было значительно легче и лучше для моих больных ступней, поэтому я преодолел эту дорогу быстрее,чем вчера. Спускаясь вниз уже известным маршрутом, я вскоре нашёл вчерашнюю яму, а потом и висящую связку бананов, где сделал привал и позавтракал.
Сидя на тёплой земле и пережёвывая очередной банан, я смотрел, как
проснувшаяся ото сна долина начинала свой новый день. Пахло прелью тропических растений и было влажно. Глядя на проникающий между верхушками пальм и других деревьев солнечный свет, я увидел, как две
пёстрые лесные птицы размером с галку поедали висевшие оранжевые ягоды неизвестные мне. Некоторые из них падали на землю и подобрав
несколько из них, я тоже попробовал. Ягоды были пресными, вяжущими,
но вполне съедобными и сочными, что мне тогда очень пригодилось.
Насытившись, я пошёл дальше и ходил до вечера. К полудню мне повезло. Пробираясь в джунглях, я услышал журчание воды и вскоре вышел к роднику, рядом с которым была заболоченная низменность. Я так и думал, что в такой долине должна быть вода и не могло быть иначе. Напившись вдоволь я запомнил это место и начал обходить болотце по его краям.
За время пути мне несколько раз встречались бананы разных сортов.
Более всего мне понравились розовые. Они были вкуснее и слаще других.
Везение не оставляло меня в тот день. Выйдя к болотцу, я увидел стайку птиц похожих на наших уток и приготовился попасть в одну из них стрелой. Утки безмятежно плавали в небольшой луже и издавали звуки, более напоминавшие похрюкивания, чем кряканье. Прицелившись в самую спокойную и толстую из них, я промазал и стрела попала в воду. Утки обратили на неё своё внимание, но не попытались скрыться и это дало мне возможность пустить свою вторую стрелу, которая тоже прошла мимо, скользнув по оперению одной из них. При этом утки, наконец-то, заволновались, захлопали крыльями, посмотрели в мою сторону, но не улетели, а даже подплыли ко мне ближе. Третьей стрелой я сумел ранить самую толстую из них и тут же бросился бегом по болотцу, чтобы не дать ей уйти. Я пробил ей всего лишь крыло и она могла спрятаться от меня в противоположных зарослях.
Вскоре бьющаяся добыча оказалась в моих руках. Это была первая охота в моей жизни. Выйдя на твёрдую почву и прижав её коленом к земле, я перочинным ножом отрезал живой птице голову. При этом она
пыталась вырваться и сильно била крыльями. Мне самому было неприятно, больно и совестно это делать, словно я убивал не простую птицу, а бедное живое существо, которое хотело жить и ничего плохого никому не сделало. Мой охотничий пыл пропал, но я понял, что и дальше это буду делать, потому что иначе не выживу. Так я включился в борьбу за жизнь между обитателями острова. В дальнейшем, мне пришлось часто заниматься охотой и даже разорять птичьи гнёзда, при этом не только забираться на деревья, но и отбиваться от нападения морских птиц, находясь на скользких и крутых уступах скал.
Подвесив тушку убитой мной утки на ветку дерева, чтобы с неё сошла кровь, я находился в странном состоянии и при этом выкурил две сигареты. Состояние это было двояким. Во-первых, меня грызла совесть, а во-вторых, я осознавал себя героем, потому что смог сделать это. Покрытые ещё не засохшей кровью руки заметно дрожали, что затрудняло процесс курения. В моём мозгу, в который раз мелькал момент отделения головы птицы от туловища и струи тёмной пульсирующей из горла крови, брызнувшие при этом. Я раньше никогда никого не убивал и не хотел этого, но теперь передо мной на ветке висела тушка убитой птицы и убил её не кто-то другой, а я и отмахнуться от этого факта было невозможно. Однако, жить надо было дальше и жизнь на острове продолжалась. Я снял с дерева птицу и держа её за ноги, пошёл дальше. Ужин у меня должен быть хороший.
Вообще, у меня была мысль заночевать в долине, но я побоялся ночных полчищ кровососущего гнуса, а также возможности подхватить молярию, столь известную в таких болотистых, тропических местах. Поэтому я отправился обратно прихватив бананов, а вернувшись «домой» снова искупался в океане, сполоснулся в ручье и начал ощипывать утку, чтобы приготовить себе вкусный и сытный ужин.
Сделав из двух рогатин стойки, я насадил выпотрошенную утку на
вертел и долго крутил её над горящим огнём. После, в догоравший костёр, я бросил свежих устриц и хотел начать есть, но пища встала у меня в горле. Я понял, что к ней чего-то не хватало, но это была не соль. Подумав маленько, я встал как провинившийся ребёнок и глядя в небо поблагодарил Бога за прошедший день и за хороший ужин. Я не знал,кто такой Бог, но был подвержен всеобщему мнению о нём. Я не знал никаких молитв и даже «Отче наш» было мне неизвестно, поэтому я на современном языке говорил Господу Богу «спасибо». Дорога в духовное таинственна и на этом пути много крутых поворотов. Под всеми превратностями и трудностями судьбы всегда скрывается что-нибудь хорошее. Я был в полной тишине, если не считать шума океана и потрескивания угольев костра и мне тогда казалось, что тишина и молитва есть самое лучшее лекарство и пища для моей души. Стоя под огромным звёздным небом, я чувствовал себя частью мироздания и ощущал себя его маленькой моделью, одновременно с этим понимая, что я – это нечто большее, чем мне, прожившему всю жизнь в суете, представлялось ранее. Вечность проходила сквозь меня. Я вдруг начал верить в Бога и поэтому полностью доверять Ему. Я понял, что больше ничего плохого со мной не произойдёт и произойти не сможет.



* * * * * * * * * * *


В течении первого месяца своего пребывания на острове я занимался обследованием долины и береговой линии и при этом сделал несколько полезных открытий и находок. Вообще, времени на исследования у меня было мало и причиной тому была постоянная забота о пропитании, приготовлении пищи и о воде.
Первой моей находкой была хорошая пластиковая бутылка, которую я заметил плывущей у берега. Я обрадовался ей, как встрече с самым
хорошим другом и со своим спасителем. Достав её из воды, я был рад
так же, как когда-то в детстве, когда родители мне купили настоящий взрослый велосипед. Теперь я мог более свободно перемещаться по острову и не быть так сильно, как раньше, привязанным к источнику воды.
Нашёл я её спустя две недели с момента своего появления здесь. Это была самая обычная «полторашка» с навинчивающейся пробкой, которая тоже имелась в наличии. Этикетки на ней не сохранилось, но скорее всего, она была из-под какого-нибудь прохладительного напитка.
Помыв бутылку в ручье и несколько раз прополоскав, я наполнил её и отпил из горлышка. В этот момент мне даже показалось, что вода из бутылки вкуснее, чем из самого ручья. После я сделал для неё ручку из гибкого травянистого стебля, и она стала моей постоянной спутницей в хождениях по острову.
Вторым моим открытием и находкой явился маленький залив, который врезался в сушу на двести метров и при этом имел чёткую разделительную полосу между островом и океаном, представлявшую собой каменистую отмель с большим количеством наносного песка. Я обнаружил этот залив совершенно случайно. Обследуя побережье, я находился на одной из гор и с тоской смотрел на пустынный океан, ожидая увидеть хотя бы на горизонте какой-нибудь корабль, или яхту, или лодку и в это время начался отлив. С верха я увидел, как вода начала уходить из залива и вскоре показалась пересекающая его отмель. Я также заметил тело большой рыбины, которая вместе с отливом пересекла эту отмель и ушла в океан. Всё это натолкнуло меня на мысль о рыбалке. Я подумал, что если мне перед отливом перегородить залив, то потом можно будет легко ловить оставшуюся на мелководье крупную рыбу.
Это была прекрасная мысль, но чем перегородить? К тому же, перекат был длиной около десяти метров. Но этот вопрос не заставил меня долго думать и всю следующую неделю я провёл, занимаясь плетением из молодых крепких и тонких веток, секций своего рыболовецкого забора, а также вбивая в отмель длинные толстые колья, к которым он должен был крепиться.
Колья я вбивал примерно через метр друг от друга и это занятие у
меня заняло целый день, так что, придя обратно «домой» я вынужден был довольствоваться на ужин, который совместил с обедом, только запечёными устрицами и бананами, которые скопились у меня с прошлых посещений долины. Стоит отметить, что бананы к тому времени стали более зрелыми и вкусными. Но не только из-за еды мне приходилось возвращаться обратно. Основной причиной было отсутствие в районе залива пресной питьевой воды, а мой запас в бутылке заканчивался к вечеру.
Следующий день я решил посвятить охоте и заодно, принести из долины побольше бананов, чтобы потом не отрываться походами туда, а заниматься только плетением рыболовных секций. К тому времени, я уже второй раз переделал свой охотничий лук, и он теперь стал более дальнобойным, чем раньше и обладал большей убойной силой и точностью попаданий. Модернизация моего оружия коснулась и стрел, которые тоже стали лучше.
Вообще, времени на острове для отдыха у меня не было совершенно.
Порою, я даже огорчался тем, что приближалась ночь, и что не успевал сделать намеченного. Как правило, вечер заставал меня в самом разгаре
моей трудовой деятельности и был для меня совершенно некстати. Не раз мне приходилось возвращаться «домой» на свой берег, когда уже на небе сияли Луна и звёзды, и при этом не единожды, я оставался без ужина, валясь от усталости и быстро засыпая. Так проводил я все свои дни на острове. Являясь по своей природе трудоголиком, я увлекался работой и мне, было всегда, словно «кость в горле», если что-нибудь оставалось недоделанным или было сделано плохо.
Спал я обычно всегда, как убитый и рано просыпался от утренних криков проснувшихся раньше меня морских птиц. Моя прошлая жизнь
мне снилась все реже и реже, но всё чаще и чаще я видел во снах
джунгли, безбрежный океан, скалы и птиц. Я часто просыпался с болями по всему телу. Это сказывалась наслаивающаяся усталость и то, что мой
нетренированный организм не был тогда готов к такому образу жизни.
За это время я сильно похудел и осунулся на лицо. Животик мой пропал и даже начал втягиваться, кожа моя почернела от солнечного загара, а на лице появилась дикая щетина, которая ещё не стала бородой. Если к этому добавить, что я начал ходить по острову в том, в чём мать родила, припрятав свои плавки до лучших времён, то-есть до появления на нём людей, то картина получалась совершенно первобытная.
Шесть дней с небольшими перерывами на походы в долину за едой
я плёл секции рыболовного плетня и носил их к заливу. Опыт приходил
ко мне с работой и поэтому последняя секция выгодно отличалась от первой по всем показателям. Секции были размером два на полтора метра с ячейкой, куда мог с трудом пролезть теннисный мяч. Конечно, никакого опыта этого ремесла у меня не было, как и опыта в подобном виде рыбалки.
Перед началом отлива, я быстро начал вставлять свои секции в распор между кольями, вбитыми в отмель. Вода сначала доходила мне до горла, но плавно сходила и когда она достигла моего пояса, то все плетни крепко держались на своих местах. Через некоторое время отлив закончился и я с острой палкой, названной мною копьём или острогой, начал охоту за рыбой, оказавшейся в этой западне. До прилива оставалось ещё несколько часов и я спокойно ходил по заливу, где мне было в основном по колено, имея возможность выбрать любую крупную или среднюю по размерам рыбу для своего очередного обеда. Однако, оказалось,что не так-то просто поймать хотя бы одну из этих скользких и увёртливых пленниц, но всё же, через час я сумел выбросить на сухой берег пару метровых рыбин, названия которых не знал. Я мог наловить ещё, но и этого было для меня одного предостаточно.
Странное, всё же, это существо под названием «человек»? Даже оказавшись на необитаемом острове я не потерял многих своих качеств и наклонностей. В тот момент, мне очень хотелось похвалиться своим уловом. Меня распирало тщеславие, которое не имело никакого выхода. Мне очень хотелось рассказать о своей маленькой победе всем знакомым и даже ради этого, я мог пожертвовать всеми своими пойманными рыбинами. Мне очень хотелось похвастаться и рассказать о том терпении, которое я проявил при плетении секций и о том, что даже голодал во время этого занятия. Мне хотелось, подобно первобытному охотнику, который вернулся в свою пещеру с большой добычей, услышать одобрительные возгласы своей первобытной жены.
На этом я закончил думать о своём тщеславии, которое было в моей
ситуации совсем неуместно. Но, действительно, что есть я? Мы все, современные люди, научены с детства и привыкли к мысли о том, что смыслом нашей жизни и её целью являются слава, уважение, успех и богатство. Какое может быть уважение, успех и слава человеку, если рядом нет людей? Что такое богатство на необитаемом острове? Получается, что всё это здесь не нужно и что я ещё не понимал этого в своём подсознании, являясь всего лишь суммой того, что в меня заложено прежде, потому что жил в культуре зависти и потребления, где каждая индивидуальность отстаивала себя, и где главными были слова «Я», а не «Мы», «Моё», а не «Наше».
Когда я был хозяином и генеральным директором своей фирмы, то
завидовал нашим нуворишам-олигархам, но однажды увидел по телевизору математика Григория Перельмана, который отказался брать премию в один миллион долларов за доказательство теоремы Пуанкаре, которую до него никто не мог доказать в течении ста лет. При этом учёный жил очень замкнуто и питался тем, что собирал и сдавал всякий утиль на помойках города и ничем больше. После о его поступке и о нём самом была передача под названием «Пусть говорят» с участием Малахова и я специально посмотрел её и выслушал множество мнений на этот счёт, но не получил вразумительного ответа. При этом я интуитивно понимал, что что-то во всём этом есть, но не понимал, что именно. Мало того, я также узнал, что ему за два года до этого давали другую престижную премию, но он и от неё отказался. Перельман для меня был абсолютно непонятен и задал мне загадку, на которую я не мог найти ответ. Действия большинства из нас и меня в частности, были бы совершенно другими. Что уж тут говорить об упырях-олигархах, сделавших целью своей жизни борьбу за деньги. Деньги для всех для нас являлись источником энергии и все мы старались по максимуму открыть свои карманы,чтобы побольше получить этой силы. Это, как говорится « и козе понятно». Деньги, власть, слава, почёт и роскошь на протяжении многих веков являлись самыми настоящими ценностями Человечества, о которых мечтали, боролись и умирали. Были, конечно, и другие ценности, о которых
говорили многие религии, поэты и философы всех времён, но они выглядели слабо, непонятно, неубедительно и даже слезливо, хотя часто красиво и романтично. Но что говорить о них, когда в стране расходилась «на ура» книга о том, как выйти замуж за миллионера, чтобы стоя с ним под венцом, продумывать план, как урвать часть его состояний в случае скорого и неминуемого развода. Мысли о поступке Перельмана мне долго не давали покоя и тогда я начал осознавать, что и мои сотрудники такие же, как и я, и что они совсем не уважают меня, а уважают мою должность, мои деньги, а также то, что я даю им работу и только поэтому многие молодые женщины в офисе «строят мне глазки». Получалось, что я уважал деньги и власть, и мои подчинённые во мне видели только деньги и власть, но оставшись без фирмы, власти и денег я стал никем, хотя продолжал существовать и совсем не изменился. Я был продуктом своего времени и даже не думал, что не мы к деньгам, а деньги сами должны встраиваться в нашу жизнь, как один из её элементов и не более. Деньги для меня были спортом, азартной игрой, которая вызвала во мне психологическую зависимость и вышибла меня из других сфер деятельности и я был таким не один. Я был фанатиком денег. Я преследовал только одну цель и этой целью были деньги ради денег. Я не был от природы жадным и не любил жадность. Я, просто, заигрался в деньги и
не заметил, что у меня не получалась своя личная жизнь. Деньги стали
моим цензором и моей «партией власти», которой я был «беззаветно»
предан. Таковыми были и мои молодые сотрудницы, которых в офисе
было большинство, поэтому в то время, я думал, что запросто начну новую жизнь и что вскоре заведу себе новое дело и женюсь на какой-нибудь длинноногой красавице, но оказалось, что красавицам без своей
фирмы и денег я стал совершенно не нужен. Они резко охладели ко мне
и их можно понять. В каждой женщине живёт, прежде всего, самка в которой с первобытной древности заложен материнский инстинкт заботы о потомстве и его прокормлении, поэтому женщины более приземлены и материалистичны, чем мужчины.
Находясь на необитаемом острове, я часто думал о женщинах. Моё непобедимое тщеславие и мысли о прекрасном поле не покидали меня
даже в таком одиноком месте. Я, действительно, хотел появиться с пойманной рыбой перед женой, но не перед своей, с которой развёлся, а перед той, которой у меня никогда не было и никогда не будет, но которая уже давно существовала в моём воображении, имея внешность одной из самых красивых наших эстрадных певиц, которая мне очень нравилась и которая никогда не имела ни мужа, ни детей. В противном случае, я бы постеснялся делать её своим кумиром. К тому же, я не раз видел по телевизору интервью с ней и мне она представлялась очень хор

Продолжение 7 /заключительная часть/.
И вот наступил тот долгожданный час. Маленькие артисты очень волновались перед началом выступления. Они прихорашивались за сценой и часто выбегали из-за неё, чтобы посмотреть из-за закрытого занавеса в тёмный зал, ожидая прихода зрителей, которые потихоньку уже начали собираться в сарае.
Когда до начала представления оставалось несколько минут, то случилось непредвиденное. За сценой появился Злой Крыс. Конечно, его сюда никто не приглашал. Он случайно узнал о концерте и решил пойти на него, чтобы там всех напугать и перекусать. Для этого Злой Крыс при- думал свой новый ужасный план и хотел его осуществить прямо на представлении.
Когда мышата увидели его, то сильно испугались, а Злой Крыс сделал добрую улыбку и сказал:
- А-а? Это вы? Не бойтесь меня! Я пришёл, чтобы тоже поучаствовать с вами в этом концерте, потому что я волшебник.
- А что ты будешь делать? – спросили его малыши.
- Я буду показывать фокусы. – соврал Злой Крыс.
- Но ты не похож на артиста! – сказал Мышу.
- Почему? – спросил Злой Крыс.
- На тебе нет никакого наряда. – пояснила ему Кыша.
- Наряд будет! – сказал Злой Крыс, посмотрев на гору игрушек.
- Но сейчас на тебе его нет. – сказал Носапунь.
- Я не подведу! Вы объявите мой номер последним, а тем временем я найду себе подходящий наряд. – сказал им Злой Крыс.
Когда зрительный зал сарая наполнился, то из-за занавеса вышла Кыша. Все заметили, что она сильно волновалась и даже боялась. Зрители подумали, что она нервничает из-за концерта. Они не знали, что Кыша была напугана появлением Злого Крыса.
Однако, представление началось и всё пошло по плану. Кыша объявила песенку про ушастика, а Мышу и Носапунь очень хорошо спели её. Зрителям очень понравилось и они долго им аплодировали. Потом Мы-шу и Носапунь объявили выступление девочек-мышек и весь зал дружно прихлопывал им в такт песенки, а потом тоже долго аплодировал.
За это время Злой Крыс нашёл в горе старых игрушек тряпичную зебру и, распотрошил её. Теперь у него в лапах была полосатая шкура, в которую он залез с головой. Высунув из неё свою морду, он подозвал к себе Мышу и Носапуня.
- А теперь идите и объявите меня. Скажите, что будет выступать волшебная зебра с фокусами и скажите, что она будет показывать незабываемые номера. – сказал Злой Крыс и стал подмигивать малышам.
Мышу и Носапунь вышли из-за занавеса к публике, а в это время Злой Крыс тщательно осматривал свой наряд перед выходом на сцену и при этом сильно крутился. Убедившись, что всё в порядке, он полностью влез в полосатую шкуру зебры и встал на задние лапы. На задних лапах он тоже захотел осмотреть себя и стал поворачиваться в разные стороны и при этом зацепился прорехой своего нового костюма за крюк игрушечного автокрана.
- Эй! Кто это меня там схватил? – спросил Злой Крыс, но рядом никого не было.
- Э-эй! Кто меня держит? А ну, отпусти! – приказывал он своему невидимому противнику, но тот его не отпускал. Тогда Злой Крыс испугался и прыгнул в сторону. Он думал, что таким образом он поможет себе, но только усугубил своё положение, потому что детский автокран накренился, а его игрушечная стрела стала быстро поворачиваться и понесла Злого Крыса над ящиком.
- А сейчас вы увидите волшебную зебру с фокусами и незабываемыми номерами. – объявляли в это время Мышу и Носапунь и когда они отдёрнули занавес, то зрители увидели, как странный полосатый зверь с крысиным свистом пролетает над сценой.
Но этим дело не кончилось, потому что автокран, потеряв своё устойчивое положение, покатился по наклонному полу в сторону дверцы, за которой спал Свинёныш и при этом стал быстро набирать скорость. Врезавшись в дверку, он широко распахнул её и к невероятному ужасу поросёнка, покатил прямо на него. Поросёнок завизжал от страха и бросился удирать со всех ног. Выбив входную дверь сарая, он выскочил наружу, где его уже поджидал встревоженный щенок.
- Что случилось? – спросил Вислоух, но Свинёныш ему ничего не ответил и побежал дальше.
Потом и Вислоух отпрыгнул назад, потому что увидел, что прямо на него из сарая выезжает большая детская машина, а перед ней на верёвочке в воздухе болтается полосатое существо, которое дёргается, свистит и орёт.
- Аяяй! Оёёй! Спасите! Помогите! – кричал Злой Крыс, запутавшись в наряде.
- Р-р-р-р! – рычал щенок, глядя на него.
- Отпустите меня! Ой! Ай! Где я? Куда я попал? – орал Злой Крыс.
- А? Это ты? Гав-гав! – стал лаять Вислоух, вспомнив запах Злого Крыса.
- Нет! Это не я! Я маленькая волшебная зебра!
- Гав-гав! Сейчас я тебя укушу! - пролаял щенок и бросился на Злого Крыса.
- Аяяй! Караул! Оёёй! Не надо меня кусать! – кричал Злой Крыс.
От нападения Вислоуха игрушечный автокран упал на бок и это помогло Злому Крысу высвободиться из своего плена и побежать в сторону забора. Щенок погнался за ним и в тот момент из курятника вышел заспанный Курбабай. Злой Крыс не успевал свернуть и поэтому прыгнул прямо на спину Курбабая. Петух от неожиданности забил крыльями, подпрыгнул и полетел над двором.
Все мыши наблюдали за происходящим в щели дощатого сарая. Они даже при желании не смогли бы оторвать своих глаз от этого зрелища. Представление им явно нравилось, и они смотрели его, как заворожённые. Они видели, как по двору бегал поросёнок, за которым летал петух, которому в спину вцепился Злой Крыс, а за ними со звонким лаем бегал и прыгал щенок. При этом все они пели:
Свинёныш: - Я спасаюсь, как могу.
Хрю-хрю-хрю, хрю-хрю-хрю!
И бегу, бегу, бегу!
Хрю-хрю-хрю, хрю-хрю-хрю!

Курбабай: - Ку-кареку, куреку!
Я лечу, а не бегу.
Кто вцепился в перья мне?
На моей сидит спине?

Вислоух: - Это тот же самый вор!
Он пролез через забор.
Укушу его поймав.
Гав-гав-гав, гав-гав-гав!

Злой Крыс: - Зверь я вовсе не плохой!
Аяяй, оёёй!
Я хочу к себе домой!
Аяяй, оёёй!
Потом Курбабай устал летать. Он, вообще, всегда летал плохо. Поэтому он приземлился и тоже начал бегать по двору, пытаясь сбросить с себя Злого Крыса, и это ему удалось. Злой Крыс кубарем слетел с него прямо около сарая и тут же опять запутался в шкуре игрушечной зебры, из которой он недавно с большим трудом выбрался.
- Гав-гав! Ах, вот ты куда залез? Сейчас я тебя укушу! – лаял Вислоух.
- Аяяй! Не надо меня кусать! – орал с перепуга Злой Крыс и путаясь в этом костюме, стал удирать от щенка.
- Ку-куреку! – кричал Курбабай, взлетая на забор.
- Уи-и-и! – визжал от страха поросёнок, бегая кругами по двору.
- Аяяй! Оёёй! – верещал Злой Крыс.
- Гав-гав-гав! – лаял щенок.
Но всё же, Злой Крыс убежал от Вислоуха, выскочив со двора через дырку в заборе.
Ото всех этих громких звуков, в доме открылась дверь и на порог вышла хозяйка.
- Что случилось? Что за карусель? – спросила она, но ничего страшного не обнаружила и пошла досыпать.


Когда она ушла к себе в дом, всё успокоилось и все мыши в сарае захлопали в ладоши.
- Спасибо за представление! – стали они благодарить Мышу, Носапуня, Кышу и Бишу.
- Как вам всё это удалось? – спрашивали взрослые.
- Мы просто хотели вас всех порадовать и больше ничего. – отвечали малыши.
Говорят, что с тех пор Злой Крыс больше никогда не совал свой нос в тот двор и никогда больше не показывал там свои фокусы. Малыши Мышу, Носапунь, Кыша и Биша полюбили играть в театр и каждую неделю теперь давали новую премьеру для своих родичей, но это уже совсем другая история.

15 декабря 2011г.

Продолжение 6

Вечером того же дня, когда все взрослые мыши ушли на работу, Мышу и Носапунь снова отправились в гости к Бише и Кыше.
- Давайте исследуем ваш сарай? – предложили они девочкам-мышкам и те сразу согласились, потому что сами этого ещё не делали.
В сарае находились ящики, вёдра, лопаты, вилы и ещё много всяких разных больших и маленьких вещей, предназначение которых мышатам было совсем неизвестно. Поход по сараю получался интересным, как все походы, но совсем бесполезным, если бы они не нашли в одном из его углов целую гору старых, отслуживших свой срок, детских игрушек.
Игрушки делались не для мышат и поэтому они тоже были большими. Среди них были куклы с оторванными руками и всклокоченными волосами, был клоун в выцветшем цирковом костюме и много всяких разных игрушечных зверей разных пород и размеров. Также здесь лежали поломанные машинки без колёс и сломанный паровозик, а рядом с ними стоял большой металлический автокран, который был в исправном состоянии и даже на колёсах. Скорее всего, что он попал сюда за ненадобностью.
- Ух-ты! – удивился Мышу, увидев всё это.
- Это то, что нам очень надо! – весело сказал Носапунь и от радости запрыгал на месте, весело крутя своим носиком.
- Ура! Ура! Ура!– радовались Биша и Кыша.
Потом они вчетвером стали бегать по этой куче игрушек, забираться в неё и всё время находить там чего-нибудь для себя интересное. При этом, все они радостно пищали и часто подзывали друг друга, чтобы показать найденное. Биша и Кыша вскоре нашли детскую посудку и очень обрадовались этому. В их лапках оказались маленькие игрушечные тарелочки, блюдечки, чашечки и даже очень маленький чайник, который был для них не маленьким, а вполне нормальным.
- Какие хорошие мисочки! Теперь мы будем пить чай!– пищали они.
Вскоре, в этой горе старых игрушек Мышу и Носапунь обнаружили маленький игрушечный столик.
- Ура! Мы будем пить чай за столом! – радовалась их находке Кыша, но оказалось, что его трудно было достать. Он находился в самой середине горы из игрушек и тогда Мышу с Носапунем решили воспользоваться автокраном.
Всё оставшееся время, до тех пор, пока Курбабай не запел во дворе свою утреннюю песню, они разбирали игрушки и очень устали. Особенно устали Биша и Кыша, потому что они были девочками-мышками, и сил у них было меньше, чем у мальчиков-мышек. Однако, всем им было интересно и от этого они были счастливы, а особенно были счастливы Биша и Кыша, которые нашли двух маленьких кукол, сняли с них одежду и нарядились в их маленькие платьица.
- Ой! Как тебе идёт этот наряд! – говорили они друг дружке.
Мышу и Носапунь плохо понимали восторг девочек, но им тоже нравился их новый вид и вскоре они сами надели две маленькие желеточки, которые тоже сняли с двух маленьких кукол мальчиков.
- Давайте завтра играть в театр? – предложила Кыша.
- А что такое театр? – спросили Мышу и Носапунь.
- Театр – это когда выходят на сцену, а им все кланяются. – пояснила Кыша, а Биша добавила:
- А также хлопают в ладоши и дарят цветы.
- А за что им кланяются и дарят цветы? – спросил Мышу.
- Что такое сцена? – спросил Носапунь.
- Сцена – это возвышение над всеми зрителями. На неё выходят артисты. Они делают представление, поют песенки и читают стихи.
- Это хорошо! – похвалил Носапунь.
- Так и сделаем! – согласился Мышу и все они решили сделать очень хорошее представление и на него пригласить всех взрослых мышей.
Расставшись ранним утром, они пошли без сил домой, а потом спали весь день без задних ног.



На следующий вечер они все снова встретились. Представление было решено назначить через два дня, и должно оно было произойти под утро, когда взрослые мыши придут с работы, поэтому назвали его утренником. Сценой они выбрали широкую поверхность плоского ящика, который стоял отдельно от других ящиков в сарае.
Кыша понаслышке знала, что на сцене должны быть декорации и что обязательно должен быть занавес, поэтому Мышу и Носапунь стали при помощи автокрана переносить туда самые красивые вещи из свалки игрушек. При этом они советовались с Кышей и Бишей, которые старались сделать из разных цветных тряпочек, театральный занавес.
Потом Кыша сказала всем, что надо сделать репетицию.
- А что это такое? – спросили все.
- Это такое же представление, но без зрителей. – пояснила она.
- Зачем нужно устраивать спектакль без зрителей? – удивился Мышу.
- Не знаю, но так надо! – объяснила Кыша.
- Ладно! – согласился Носапунь.
- Тогда забирайтесь оба на сцену. Будете петь свою любимую песенку про ушастика. – сказала им Кыша.
- А вы будите хлопать нам в ладоши и дарить цветы?–спросил Мышу.
- Нет, не будем!
- А что же вы тогда будите делать? – спросил Носапунь.
- А мы будем смотреть.
- Э-э? Так нечестно! – удивились Мышу и Носапунь.
- А потом мы будем петь, а вы посмотрите и скажите нам, что вам не понравилось в нашем выступлении. Так всегда делается!
Мышу и Носапунь согласились на это и вскоре стали исполнять свою любимую песенку, которой научил их крот. Биша и Кыша внимательно слушали их и не сделали никакого замечания, потому что им выступление понравилось. Потом Мышу и Носапунь поменялись с ними местами. Девочки-мышки в кукольных платьях запели на сцене свою песенку. При этом они пританцовывали и прихлопывали себе ладошками.
- Жили-были мышки
Серые глупышки.
Вот какие мышки
Добрые малышки.
Одну звали Кышкой,
А другую Бишкой.
Вот какие мышки
Добрые малышки.
Их песенка очень понравилась Мышу и Носапуню и они тоже стали прихлопывать ладошками. Когда песенка заканчивалась, то они уже все вместе пели её и подплясывали в такт мелодии. Своё выступление всем им очень понравилось, но при этом они чувствовали, что чего-то в нём не хватает и вскоре Кыша вспомнила, что объявлять их номера должен конферансье.
- Но нас только четверо? Кто нас будет объявлять зрителям? – спрашивали друг дружку мышата и решили, что это будут делать они сами по очереди.
В оставшееся до представления время, они продолжали благоустраивать сцену, репетировать свои песенки и повесили пёстрый занавес. Накануне спектакля они пригласили всех мышей, живущих в округе и даже предупредили всех своих родственников по нескольку раз, чтобы те не опаздывали на концерт. При этом они всем обещали, что представление будет очень интересным.
Продолжение следует.

Продолжение 5

Первым в тот вечер проснулся Мышу. Родители его ещё мирно спали и мышонок, незаметно для них, ускользнул из норки. Тоже самое сделал и Носапунь. Когда друзья встретились, то сразу сказали себе, что они немножко посмотрят на двор при свете дня и к пробуждению своих пап и мам, снова будут дома.
Глядя из крысиного лаза, они увидели во дворе Курбабая и всю его семью, а также Свинёныша и Вислоуха. Все они занимались своими делами. Курбабай чистил клювом свои перья, куры рылись лапами в земле и при этом разговаривали между собой, Свинёныш что-то жевал, стоя у корыта, а Вислоух слонялся по двору и обнюхивал все углы.
Две беленькие курочки подошли совсем близко к лазу и одна курочка спросила другую:
- А правда, что наш Курбабай – самый красивый петух на всём белом свете?
- Ко-ко-ко-конечно! Он красивый, как, как, как, как радуга. – ответила ей другая и они отошли от лаза.
- А что такое радуга? – спросил Мышу у Носапуня.
- Я не знаю? Наверное, это самое красивое, что может быть? – ответил Носапунь.
- Вот бы посмотреть? – мечтательно произнёс Мышу.
- Я бы тоже с удовольствием посмотрел, но где? – сказал Носапунь.
В это время в своей норе проснулся Злой Крыс. Ворочаясь с бока на бок, он задумался над словами мышат. Надо сказать, что Злой Крыс не любил критики в свой адрес. Ему очень не понравились слова двух малышей, которые сказали ему, что его никто не любит.
- Как это никто? Я сам себя люблю! – сказал Злой Крыс и сделав такой вывод, стал ещё злее. Он захотел отомстить маленьким мышатам, а для этого их надо было поймать. Однако, Злой Крыс знал, что если он погонится сразу за двумя мышатами, то может не поймать ни одного, а ему одного мышонка было явно мало и тут он вспомнил о волшебном мешке, о котором он как-то врал малышам и которого у него, конечно, никогда не было.
- Ага! Они думают, что я – волшебник? Я обману их и посажу обоих в мешок. Принесу их в свою нору и съем! – радовался своему мерзкому плану Злой Крыс.
Спать ему уже совсем не хотелось и от волнения он уже не находил себе места в норе, поэтому он решил сегодня пораньше покинуть её и прихватив с собой мешок, направился к старому крысиному лазу.
Тихонько пробравшись к нему, Злой Крыс принюхался и определил, что малыши-мыши находятся в нём. Боясь их спугнуть своим неожиданным появлением, он стал насвистывать какую-то мелодию.
- Это ты свистишь? – спросил Мышу у Носапуня.
- Нет, не я? – ответил Носапунь.
- Тогда кто? – насторожился Мышу и в этот момент они увидели страшную морду Злого Крыса, который сунул её в лаз.
- Привет, ребята! Это я тут насвистываю. – сказал Злой Крыс, стараясь сделать добрую улыбку.
- Уходи Злой Крыс! Мы боимся тебя! – пропищали Мышу и Носапунь.
- Я не Злой Крыс, а добрый волшебник. – улыбаясь, возразил им Злой Крыс.
- Нет! Ты Злой Крыс! Уходи отсюда! – пищали малыши, намереваясь бежать.
- Я всё и всех знаю, но никогда ничего не слышал о Злом Крысе? Кто такой этот Злой Крыс?
- Это ты! Ты в прошлый раз съел луну. – сказали мышата.
- Но я не Злой Крыс, а волшебник, а луну я потом вернул на место.
- Зачем ты пришёл? – спросил его Мышу.
- Я принёс волшебный мешок. – сказал Злой Крыс.
- А что ты хочешь с ним делать? – спросил Носапунь.
- Он мне мал. Я не могу в него влезть. В этом волшебном мешке сейчас находится волшебная страна, где все дома и сараи сделаны из самого лучшего сыра, а деревья сделаны из копчёной колбасы.
- А ты не врёшь? – спросили малыши.
- Я никогда не вру! Помните, как я луну съел? – спросил Злой Крыс.
- Помним! А там радуга есть?– спросили Мышу и Носапунь.
- Конечно, есть! Там много радуг! Но зачем вам радуга? Лучше вы полезайте в мой волшебный мешок и принесите из той волшебной страны много сыра и колбасы. Я возьму себе совсем немножко, а вы возьмёте себе всё остальное и отнесёте родителям. Они очень обрадуются. – врал Злой Крыс и при этом уже начинал верить сам себе.
Когда Злой Крыс говорил об этом, то голова его находилась в крысином лазе, а всё остальное у него было снаружи. Он не знал того, что в это время к нему тихо подкрадывался щенок Вислоух, который уже дав-но наблюдал за ним.
- А если мы заблудимся в этой волшебной стране? – спросил Мышу.
- Не заблудитесь! Я буду ждать вас у выхода и позову. – продолжал обманывать Злой Крыс.
- А там темно? – спросил Носапунь.
- Сначала будет темно, но вы не бойтесь! Потом вы почувствуете тряску, но не пищите! А потом вы увидите свет и много-много самых красивых радуг. Это и будет волшебная страна. – учил их Злой Крыс, а в это время Вислоух всё ближе и ближе подходил к нему.
- А как нам залезть в твой волшебный мешок? – спросил Мышу.
- Головой вперёд! Вот, смотрите! Сейчас я вам покажу! – с этими словами Злой Крыс достал пустой мешок и просунул в него свою голову.
- Ну, как? Есть там волшебная страна? – спросили его малыши.
Злой Крыс хотел соврать, что есть, но в этот момент Вислоух тявкнул над ним и укусил за хвост.
- Аяяй! Аяяй! – закричал Злой Крыс и попятился из крысиного лаза.
- Наверно, Злой Крыс в своей волшебной стране увидел что-то страшное? – решили Мышу и Носапунь.
Однако, вскоре они увидели, как Вислоух с громким лаем гонится за Злым Крысом, который бежит не разбирая дороги, потому что на его го-лове был надет мешок, а снять он его никак не успевал. Дальше, малы-ши увидели, как Злой Крыс с мешком на голове кинулся прямо на кур, а те, громко кудахча от испуга, стали убегать от него в сторону жующего у корыта поросёнка. Свинёныш тоже сильно испугался, громко завизжал и стал удирать со всех ног, когда увидел бегущих на него кур, за кото-рыми гнался неизвестный страшный зверь, у которого вместо головы был холщёвый мешок.
Потом они все вместе стали бегать вокруг корыта, а Курбабай взлетел на забор и заорал: «Ку-кареку!» Переполох был ужасный. Со стороны теперь было уже совсем непонятно, кто за кем бегает? Куры кудахтали, Свинёныш визжал и хрюкал, Курбабай кричал на всю улицу, а Вислоух звонко лаял и рычал. Всё вместе это слышалось так: «Куд-куда, кукареку, аяяй, гав, р-р-р, гав-гав, уи, хрю-хрю!» К этому хору прибавился и голос лягушки, которую они спугнули из-под корыта, и которая теперь дружно прыгала вместе со всеми по кругу, громко квакая: «ква-ква». Мало того, на этот шум прилетела ворона, села на дерево и начала каркать: «кар».
Мышу и Носапунь наблюдали за этой картиной из старого крысиного лаза и им было на что посмотреть и что послушать. Это было настоящее представление, в котором участники даже пели стихами.
Первой начала ворона: - Что у вас тут за базар?
Кар-кар-кар, кар-кар-кар!
Что случился за кошмар?
Кар-кар-кар, кар-кар-кар!

Свинёныш: - Ничего я не пойму?
Хрю-хрю-хрю, хрю-хрю-хрю!
Куры бегают за мной,
А за ними зверь чудной?

Куры: - Разбегайтесь кто куда!
Куд-куда, кто куда!
Страшный зверь проник сюда!
Куд-куда, кто куда!

Свинёныш: - Разбегаться не могу!
Хрю-хрю-хрю, хрю-хрю-хрю!
За лягушкой побегу!
Хрю-хрю-хрю, хрю-хрю-хрю!

Лягушка: - Кто преследует меня?
Ква-ква-ква, ква-ква-ква!
Под корытом я была.
Ква-ква-ква, ква-ква-ква.
Курбабай: - Ку-кареку, куреку!
Никуда не побегу!
На заборе посижу.
Ку-кареку, куреку!

Вислоух: - К нам во двор забрался вор.
Он нарушил договор!
Он, конечно, был не прав!
Гав-гав-гав, гав-гав-гав!

Злой Крыс: - Ой-ё-ёй, как плохо мне?
В этой сырной во стране?
Кто-то гонится за мной?
И кусает, о-ё-ёй!
Потом все они набегались, а Злой Крыс за это время сумел стащить с головы мешок и преследуемый Вислоухом, побежал к забору и вскоре он скрылся за ним, потирая свои укушенные бока, зад и хвост. Во дворе скоро все успокоились, а Мышу и Носапунь поспешили домой.

Продолжение следует.

Продолжение 4 «Мышу и Носапунь».

Рядом с домом, в подвале которого жили в своих норках Мышу и Носапунь, находилось другое строение. Все мыши называли его сараем. Как-то раз, Мышу и Носапунь решили отправиться туда. Они долго решались на это и наконец, решились.
Добежав до сарая, они юркнули в маленькую щель между досками стены и оказались совсем в незнакомом месте. Спрятавшись за огромным ящиком, они затаились и стали прислушиваться. При этом каждый из них старательно крутил своим носиком, стараясь понять незнакомые запахи, и в этот момент они услышали мышиный писк.
- Мама! Я хочу поиграть! – плакал кто-то.
- Нет! Нельзя играть! – отвечал ей другой мышиный голос.
- Почему Бише можно играть, а мне нельзя?
- Потому что, нельзя! Сиди в норке и никуда не выходи!
- Я не хочу в норке! Я хочу к Бише! Почему мне ничего нельзя?
- Потому что ничего нельзя! – отвечала чья-то мама.
Мышу и Носапунь посмотрели друг на друга. Им было жалко, что тому мышонку всё запрещают, но вскоре они опять услышали голос той взрослой мыши:
- Сиди в норке и никуда не выходи, а я пойду на работу. Постараюсь принести тебе вкусняшку. А если выйдешь из норки, то придёт Курбабай и съест тебя.
- Ой! Боюсь! – пропищал мышонок.
Потом голоса стихли и Мышу с Носапунем поняли, что чужая мама ушла, а её мышонок всё ещё продолжал плакать и всхлипывать у себя в норке. Они побежали на эти звуки и быстро нашли маленькую плачущую мышку.
- Ты кто? – спросили они её.
Мышка сначала испугалась их, но потом ответила:
- Меня зовут Кышей, а маму мою зовут Нельзя. Она мне всё запрещает. Она мне даже запрещает играть с Бишей.
- А кто такая Биша? – спросил Мышу.
- Биша? Разве вы не знаете, кто такая Биша?
- Мы и тебя впервые видим. – сказали Мышу и Носапунь.
- Мы с ней две самые лучшие подруги. Из-за того, что я сижу в норке, ей совсем не с кем играть, и она тоже, поэтому сидит в своей норке.
- А давай позовём её? – предложил Мышу.
- Давай! –сразу согласилась Кыша и вскоре к ним присоединилась маленькая мышка Биша.
- А во что вы играете между собой? – спросил их Носапунь.
- В грызяклю!
- А что это такое? – спросил Мышу.
- Мы грызём всякие тряпочки, палочки, бумагу и картон. – ответили им Биша и Кыша.
- А мы любим бегать и смотреть на луну и звёзды. – сказал Мышу.
- А ещё, мы любим петь песенки. – дополнил его Носапунь.
- А что такое луна и звёзды? – спросила Кыша.
- А какие песенки вы любите петь? – полюбопытствовала Биша.
- Пойдёмте, мы вам покажем! Это тут совсем рядом! Надо только высунуть свой нос на улицу и посмотреть наверх. – предложил Мышу.
- И песенку споём! – сказал Носапунь.
- Нет! Мы туда не пойдём! Там живёт Курбабай. – шёпотом сказали девочки-мыши.
- Курбабай сейчас спит в своём курятнике. Его нет во дворе, а луна и звёзды есть! – стал пояснять им Мышу.
- Ладно! – согласились Биша и Кыша.
Вскоре, они высунули свои носы из-под стены сарая и стали смотреть на луну и звёзды.
- Красиво! – сказала Биша.
- Мы такого ещё никогда не видели. – удивлённо говорила Кыша.
С того места, откуда они смотрели, была хорошо видна стена дома и старый крысиный лаз.
- Мы там живём. – сказал девочкам-мышкам Мышу.
В это время все они заметили, как вдоль стены кто-то крадётся. Остановившись около лаза, этот кто-то приподнялся на задние лапы и осмотревшись вокруг, полез внутрь.
- Кто это? – спросили девочки-мышки.
- Это - Злой Крыс! – ответил Мышу и Биша с Кышей сразу испугались.
Потом Мышу и Носапунь рассказали им о том, как Злой Крыс съел луну и о том, как он её вернул обратно. Эта история произвела на девочек-мышек очень сильное впечатление. После этого рассказа, они долго смотрели на ночное небо и вскоре снова увидели Злого Крыса, который на этот раз уже вылезал из своего крысиного лаза. Осмотревшись по сторонам и не найдя никакой опасности, Злой Крыс быстро побежал к себе домой.
Вскоре стало светать, и из своего курятника появился Курбабай.
- Кто это? – спросили Биша и Кыша.
- Сейчас сами поймёте. – сказали им Мышу и Носапунь.
Когда петух взлетел на забор и громко закричал во всё горло, девочки-мышки очень сильно перепугались и побежали в свои норки, забыв попрощаться. Обгоняя друг друга, они с ужасом пищали, называя только одно имя «Курбабай».
Мышу и Носапунь тоже вскоре побежали к себе домой. По пути они пели песенку про ушастика, а расставаясь, договорились проснуться пораньше, чтобы посмотреть на обитателей двора, когда те ещё не ушли спать.

Продолжение следует.

Продолжение 3
В следующий раз, Мышу и Носапунь, сразу побежали в сторону двора. Эта дорога теперь была им хорошо известна и единственное, чего они побаивались, это была встреча со Злым Крысом. Однако, Злой Крыс уже несколько ночей не появлялся в их подвале и взрослые мыши говорили между собой, что он сейчас занят тем, что наведывается в подвалы других домов.
Высунув свои мордочки из старого крысиного лаза, Мышу и Носапунь увидели очень большого зверя, который бегал по двору на четырёх лапах и всё обнюхивал. Уши у него забавно висели.
- Это, наверно и есть Вислоух, который лает на белку? – спросил Мышу у Носапуня.
- Похоже, что это он. – согласился с ним Носапунь.
В это время щенок пробегал невдалеке от них и при этом напевал песенку:
- Я весёлый Вислоух,
Лишь когда ловлю я мух.
А когда ловлю я блох,
То тогда я Вислоох.
Потом щенок подбежал к огромному корыту, рядом с которым лежал ещё один странный зверь и обратился к нему:
- Послушай, Свин! Давай поиграем?
- Я не Свин, а Свинёныш и играть я больше не хочу. Я устал и хочу спать. – ответил тот.
- Вот, всегда так! Никто не хочет со мной играть. – жалобно вздохнул щенок Вислоух.
- Поздно уже. Скоро будет ночь, а ночью мне надо спать. Так что извини или как говорят свиньи: «уи». – пояснял своё нежелание Свинёныш.
- Ладно! Спи! Тебя всё равно скоро загонят на ночь в сарай. – сказал Вислоух и пошёл от него в сторону своей конуры, которая находилась далеко от дома, рядом со входом во двор.
Мышу и Носапунь видели всё это, глядя из крысиного лаза. Когда во дворе всё успокоилось, Мышу предложил Носапуню выйти наружу.
- Я боюсь. – пропищал ему Носапунь.
- А мы прямо у выхода тихонько посидим и никуда дальше не пойдём. Здесь всё равно никого нет. Не бойся, Носапунь! Если что, то я тебя защищу! – сказал Мышу и Носапунь согласился.
Выйдя из крысиного лаза на один маленький шажок, они сели около стены дома и стали смотреть по сторонам. Друзья впервые оказались в месте, где никакого потолка не было у них над головой.
- А давай потихоньку споём? – предложил Мышу.
- Давай! – ответил Носапунь и они запели ту самую песенку, которой научил их старый крот и чуть было не поссорились.
- Идёт домой ушастик мой! – пели они.
- Нет, мой! – сказал Мышу, поглядев на друга.
- Нет, мой! – ответил Носапунь.
- Не твой, а мой ушастик!
- Нет, мой ушастик, а не твой! – не соглашался с ним Носапунь.
- Нет, мой! Мой! Мой! Мой ушастик!
- Нет, мой! Мой! Мой! Мой ушастик!
Когда они, таким образом, делили между собой ушастика, то подняли шум и этим самым привлекли к себе внимание молодого воробья.
- Эй, вы! Вы кто? – спросил он их с дерева.
- Мы мыши.
- Я слышал, что есть такие звери и даже знаю, что вас, мышей, никто не любит. – сказал им воробей.
- Мы добрые и хорошие! У нас добрые мамы! У нас добрые папы! Почему ты говоришь, что нас никто не любит?
- Я знаю, что на вас даже ставят мышеловки. - припомнил воробей.
- Почему? - спросили Мышу и Носапунь.
- Потому что вы мыши! – чирикнул он и улетел по своим делам.
- Наверно, он нам соврал? Как же нас можно не любить? Мы маленькие и безобидные. У нас серенькие шубки, а глазки, как бусинки. Надо спросить у наших родителей. – говорили друг другу Мышу и Носапунь.
Дома они рассказали родителям об этом и в своём рассказе они не забыли такого слова, как «мышеловка», а потом Мышу и Носапунь долго плакали и каждый из них при этом спрашивал:
- Мама! Почему нас никто не любит? Что мы сделали им плохого?
Мама гладила Мышу по голове и успокаивала его, укладывая спать:
- Не плачь, бедный Мышу! Твоя мама тебя всегда защитит.


Проспав весь день в своей норке, Мышу вечером проснулся и вскоре они с Носапунем встретились и опять побежали к старому крысиному лазу. Им нравилось наблюдать жизнь двора и тот неведомый мир, который там открывался их глазам.
Когда в небе появилась луна, они лежали на своих сереньких брюшках у самого выхода в конце крысиного лаза и смотрели на звёзды. Во дворе было тихо и спокойно. Все его обитатели мирно спали по своим углам, и вдруг появился Злой Крыс.
Короткими перебежками он незаметно двигался от забора к дому, к тому самому лазу, в котором лежали Мышу и Носапунь. Злой Крыс не знал, что два мышонка находятся там, а те тоже не догадывались о его приближении.
Пробежав вдоль стены дома, Злой Крыс сунул свою страшную голову в лаз и этим очень напугал Мышу и Носапуня, которые от неожиданности подпрыгнули до потолка. Злой Крыс не понял, что произошло, но тоже очень испугался и отскочил от входа.
- Кто здесь? – спросил он и снова сунул свою огромную морду в лаз.
Малыши сидели неподвижно, прижимаясь друг к другу.
- А? Это вы? Вы всё ещё ждёте меня? – удивился злой Крыс.
- Нет, не ждём! – ответил Мышу.
- Почему? – спросил Злой Крыс.
- Потому что ты не волшебник, а Злой Крыс.
- Нет! Я волшебник! Я могу всё!
- Нет, не волшебник, а Злой Крыс и ничего ты не можешь! – стоял на своём Мышу.
- Нет! Я настоящий волшебник! – обманывал Злой Крыс.
- Докажи, что ты волшебник! – потребовали Мышу и Носапунь.
Злой Крыс вынул голову из лаза и огляделся. На небе он увидел, что тёмное ночное облако медленно подплывает к луне. Тогда Злой Крыс встал рядом с лазом и сказал малышам:
- Смотрите! Сейчас я съем луну!
- Не надо есть луну. – стали просить его Мышу и Носапунь, но Злой Крыс не слушался их. Он вытянулся во весь свой рост и открыл пасть. Малыши увидели, что луна оказалась у него во рту, и когда Злой Крыс закрыл свой рот, то луна с неба пропала.
- Вкуснотень, как самый лучший сыр! – облизываясь, сказал Злой Крыс. Он был явно доволен собой и своей находчивостью.
- Как же теперь все будут жить без луны? – спросил его Мышу.
- А мне-то что? – почёсывая брюхо, сказал Злой Крыс.
- Эх ты! Злой Крыс! Ты очень нехороший крыс! Тебя никто не любит!
- Почему меня никто не любит? – спросил Злой Крыс.
- Потому что ты плохой зверь! – сказал Мышу.
- Да! Ты очень плохой зверь и тебя никто не любит! – добавил Носапунь и заплакал.
Злой Крыс сначала хотел окрыситься на них за эти слова, но потом он вдруг задумался и сказал:
- Значит, меня никто не любит? Почему? А что мне сделать для того, чтобы меня любили?
- Верни луну на место! – потребовали мышата.
Взглянув на небо, Злой Крыс увидел, что луна скоро выйдет из-за облака.
- Ладно! Верну! – сказал он и, закрыв своим телом почти весь вид из лаза, начал медленно приоткрывать пасть. Вскоре на небе появилась луна.
- Ну, как? – спросил Злой Крыс.
- Ура! – запищали обрадованные малыши и побежали домой, где они рассказали всем о том, что случилось и при этом, чувствовали себя самыми настоящими героями.

Продолжение следует.

Продолжение 2

Оказалось, что все взрослые мыши их уже давно искали. Они бегали по всему подвалу, крутили своими носами пытаясь уловить запах Мышу и Носапуня, а мамы у них плакали.
- Бедный, бедный Мышу. Где ты? – плакала одна мама.
- Бедный, бедный Носапунь. Куда ты ушёл? - вторила ей другая.
Шутка ли, потерять в большом и тёмном подвале два маленьких пушистых мышонка, которые были ещё совсем глупыми детьми?
В это время, Мышу и Носапунь, отбежав приличное расстояние от лаза, остановились отдышаться и отдохнуть. Они ещё не знали, что взрослые мыши их ищут и не ложатся спать и то, что все обитатели подвала, от мала до велика уже знают о том, что у мышей пропали два маленьких мышонка. Когда Мышу и Носапуня снова начало клонить в сон, они услышали песенку, которая словно приближалась к ним. Это в их сторону шёл старый добрый крот, который очень редко приходил в подвал к своим знакомым в гости и теперь спешил к себе обратно домой. Крот пел старинную лесную песню, которую позаимствовал у зайцев:
- Пешком, пешком,
С толстеньким мешком.
К друзьям домой
Идёт ушастик мой.
Пешком, пешком,
Совсем с пустым мешком.
К себе домой
Идёт ушастик мой.
- Кто тут? – насторожился крот, когда подошёл к мышатам. Он от рождения был слеп и совсем ничего не видел, но привык обходиться без зрения, как и все кроты.
- Это мы! – сказали ему мышата.
- Кто? – спросил крот.
- Мышу и Носапунь. Мы потерялись и не знаем дороги домой. Помогите нам!
- А? Вы и есть те самые Мышу и Носапунь, которых все ищут?
- Наверно, это мы?
- Как же я вам могу помочь? Я плохо знаю ваш подвал и самое главное, я ничего не вижу.
- А как же Вы ходите? – спросил его Мышу.
- По запаху своих следов и по памяти. – ответил крот.
- По памяти? – удивился Мышу. – Как можно ходить по памяти? Мы не умеем ходить по памяти. Мы умеем ходить только по земле.
- Глупый ты мышонок, Мышу! – усмехнулся крот и стал им пояснять:
- Это только так говорят, что ходят по памяти. Для этого надо просто запоминать дорогу, когда идёшь куда-нибудь, а потом её вспоминать на обратном пути. Мы – кроты, делаем это ощупью и имеем очень хорошую память. Мы всё хорошо запоминаем.
- Песенка у вас хорошая, но я её уже забыл. – сказал Мышу.
- Я её тоже хорошо помню и могу ещё раз спеть для вас. – предложил старый крот.
- Вы пойте, а мы постараемся её запомнить. – сказал Носапунь и крот запел.
Вскоре они уже пели втроём:
- Пешком, пешком,
С толстеньким мешком.
К друзьям домой
Идёт ушастик мой.
Когда они пели втроём, то это получилось намного громче, чем когда пел только один старый крот. К тому же, Мышу и Носапунь очень старались перекричать друг друга и вскоре, они были услышаны взрослыми мышами.
- Ах, вот вы где? – сказал один из них и повёл их к родителям.
Так нашлись Мышу и Носапунь и все были этому рады. Конечно, их маленько поругали для порядка, но наказывать не стали и вскоре Мышу снова плакал в мышином душе, называя воду щекотной.


На следующий день Мышу и Носапунь рассказывали о свои приключених родителям. Они рассказывали о том, что сначала они встретили страшилу, который сказал им слово «ква» и резко прыгнул, напугав их до смерти, а потом о двух землеройках, которых они видели издали и о жутком Курбабае. Но родители не посчитали все эти рассказы страшными. Единственно, к чему они отнеслись со страхом, это была история о добром великане, похожим на большую мышь и о волшебном мешке.
- Это же был Злой Крыс! – всплеснули в ужасе руками обе мамы.
- Как, Злой Крыс? – удивились Мышу и Носапунь.
- Не ходите никогда больше туда, дети!
- Мы не знали, что это был Злой Крыс. – заплакал Носапунь.
- Не плачь, Носапунь! У нас есть память, и мы запомнили его. Теперь он нас больше не обманет. – утешал его Мышу.
- Мы больше туда никогда не пойдём! – дал слово маме Носапунь, но он совсем не знал, что если дашь слово, то его надо держать и поэтому вскоре друзья стали опять отходить всё дальше и дальше от своих норок, исследуя подвал и как-то раз они снова набрели на известный им крысиный лаз.
- Вот этот выход, которым ходит Злой Крыс! – сказал Мышу.
- Точно! Это он! Я боюсь и дальше не пойду! А вдруг Злой Крыс где-то рядом? Здесь сильно пахнет им.
- Нет! Он наверно ушёл недавно к себе, потому что уже светает. Скоро проснётся Курбабай и начнёт кричать. Давай, посмотрим ещё разок на мир и на Курбабая, а потом пойдём домой? – предложил Мышу.
- Давай! – согласился Носапунь и они пошли к выходу.
Так они в первый раз в жизни вышли из подвала и оглядывая пустой двор услышали странное стрекотание, доносившееся с яблони. Приглядевшись, они увидели рыженького зверька с большим пушистым хвостом, которая что-то грызла. На её острых ушках, Мышу и Носапунь заметили маленькие кисточки.
- Кто ты? – спросили они его.
- Я? Я – белка. Я из леса.
- А ты старого крота знаешь? – спросил Мышу.
- Он недавно у нас в подвале в гостях был. – добавил Носапунь.
- А песенку он спел? – спросила белка.
- Да! Спел! – ответили мышата.
- Тогда я его знаю. Это мой друг. Он всегда поёт песенки.
- А ты знаешь какую-нибудь песенку? – спросил Мышу.
- Знаю! – ответила белка.
- Спой! – попросили мышата.
- Я боюсь, что меня тогда может услышать Вислоух, который сейчас спит в своей конуре. Он ко мне плохо относится. Как только увидит меня на дереве, то сразу бежит и громко лает.
- А кто такой Вислоух? – спросил Мышу.
- Вислоух – это щенок, который живёт в ваше дворе. – ответила белка.
- А кто такой щенок? – спросил Носапунь.
- Потом узнаешь. Мне некогда. Я пойду. – сказала белка.
- Передавай привет старому кроту. – сказали мышата.
- Ладно! Передам! – ответила им белка, прыгая с ветки на ветку по деревьям в сторону леса.
В это время во дворе появился заспанный Курбабай. Он также, как и в прошлый раз, важно прошёлся по двору и, взлетев на забор, стал громко кричать.
- Побежали быстрее домой! Мы опаздываем. – пропищал Мышу.
- Нас опять будут искать? Курбабай уже кричит и значит, мыши должны ложиться спать. Бежим быстрей! – ответил ему Носапунь и они оба проворно юркнули в старый крысиный лаз.
Продолжение следует.